Все домашние по поводу работы Ермолая были счастливы. Он имел занятие и даже денежку (мы честно договорились, что половина прибыли его доход) и мог выпить при желании, а также угостить приятелей, но по-прежнему не злоупотреблял. Предупреждение и наглядный пример Федота как-то резко убедили. Похоже, стал меня бояться. Хотя явно не проявлялось, но старался поменьше пересекаться. Оно и к лучшему. В поддатом виде мог полезть обниматься, а меня эти слезливые сантименты, спровоцированные градусами, под аккомпанемент лживых уверений, что он верил всегда в меня и ждал выздоровления, сильно раздражали.

Катя на первых порах взревновала к Ивану, поскольку с ним возился. Затем успокоилась. Злиться долго она не умела, а когда попросил присмотреть, пока отсутствую, чтоб мальчишку не обижали, объяснив, насколько несладкая у того была прежде жизнь, принялась откровенно покровительствовать. Объясняла, что к чему, и даже с моей подачи пообещала научить читать. Похоже, до деревни новые веяния не очень дошли. Иван оказался неграмотным. Мог нарисовать имя, и не больше. Зато память прекрасная и впитывал сказанное как губка. Кажется, она после моих успехов по части развития ее памяти принимала подобные вещи как должное, уверовав, что брат все может.

Феликс назвал его батраком, обнаружив поутру, а меня эксплуататором детей. Но когда выяснилось, что теперь можно часть простейших дел перегрузить на молодого подсобника, как-то забыл о неправильности работы несовершеннолетних без оплаты.

Спихнув основные дела на других, как и положено нормальному разумному администратору, я сел за стол и принялся бодро барабанить по клавишам пишущей машинки. Сидение за решеткой крайне способствует оформлению идеи. Сразу два рассказа детективной тематики, помимо первого, стремительно рождались. Конечно, привык к латинскому варианту, а сейчас приходилось пользоваться кириллицей, однако никто и не требовал пулеметной скорости, а раскладка практически не изменилась. На немецком я печатал вслепую десятью пальцами и редко сажал ошибки. Здесь приходилось работать замедленно, пока не набью руку. Ульяна с Катей не удивились внезапно прорезавшемуся умению. Они уже спокойно принимали мои странности, привыкнув. Зато Феликс, пришедший на обед (кормежка входила в наш договор), посмотрел несколько удивленно.

Кушали мы всегда в строгом молчании. Особой религиозностью родители не страдали, хотя мать регулярно по праздникам посещала церковь. Невзирая на это, входя в дом, надлежало перекреститься на иконы, а перед едой положено прочитать молитву. От Николки этого не требовалось, но теперь и я следовал ритуалу. Уж не знаю, обычай то всеобщий или лично нашей семейки, однако мы строго следовали правилу «за столом я глух и нем» и набирали в тарелки в строгом порядке старшинства. Вставали тоже. Если присутствовал Ермолай, он должен первым отодвинуть тарелку и встать. Остальные ждали. Иначе недолго и по лбу получить. Может, и правильно. Уважение.

Поэтому, когда грохнул в очередной раз колокол в неположенное время и загавкал пес, никто и не пошевелился. Свои все на месте, а чужим во дворе нечего делать. Прямо на входе лично наклеил объявление с отказом принимать с любыми проблемами из-за притеснений полиции и два дня не высовывался наружу сознательно. Не считающих нужным читать написанное гоняли Ермолай с Ульяной. Ей это было поперек сердца, но спорить не пыталась. Начальства любого рода она всерьез боялась, и не зря. При желании тот же околоточный мог устроить «черную» жизнь. Кстати, Иннокентий Васильевич появился вчера, обозвал меня всячески за наглость, однако никаких претензий не предъявил и дал понять, что постарается предупредить, ежели чё.

– Это к тебе, – ядовито сказала мамаша, глядя в окно, после третьего «бум». Некто настойчивый проверять клыки нашего сторожевого барбоса не хотел, однако о себе настойчиво напоминал, – сынок.

Приподнимаюсь и обнаруживаю Сергея Александровича в полуоткрытой калитке. Бум! – «говорит» она в очередной раз.

– Можно выйти? – спрашиваю с постной рожей.

– Раз надо, – говорит солидно Ермолай, кивая. Ему нравится выглядеть значительным, хотя б в нашей компании, – ступай.

– Простите, – говорю, быстро подходя к воротам и цыкая на пса, – проходите.

Краем глаза засек парочку баб, внимательно наблюдающих за происходящим у соседского забора. То ли ждут позволения тоже заскочить. Пусти одного – остальные набегут. То ли просто посплетничать охота.

– Что это за демонстрации? – резко потребовал юрист.

– Евдокии Осиповны ни в коем случае не касается происходящее. Я ж ее не лечу, а просто захожу с деловыми визитами, не правда ли?

Он кивнул непроизвольно, понял.

– Иногда, – медленно, разделяя слова, – у меня ощущение, что вы не тот, за кого себя выдаете.

Я нервно хохотнул.

– Слишком рассудительно и скользко себя ведете. Хоть ума палата, но парень с окраины в вашем возрасте, не сталкивавшийся прежде с иными сторонами жизни, не может расписывать юридические документы с такой тщательностью и плевать на окружающих, сгибая под себя. Причем, подозреваю, про многое не в курсе.

– Меня подменили магацитлы из Атлантиды на марсианина[18]?

– А почему бы и нет? – вполне серьезно сказал юрист.

– А цель? Завоевать Землю?

– Вряд ли это смешно.

– На самом деле – очень.

А почему бы и нет? Пусть попробует кому рассказать. Точно смеяться станут над фантазером. Никогда ж не подтвержу такой разговор, а свидетелей нет, кроме собаки.

– Вы ж почти в точку попали. Только меня никто не подменял. Просто пока лежал без сознания в больнице, умудрился прожить еще одну жизнь. Большую и не всегда приятную. А потом умер и очнулся.

– Это как? – оторопело спросил Сергей Александрович.

– Вот так. Наверное, потому что юродивый был и не только лечить способен. Я помню ту, другую судьбу. Как учился, воевал, дважды женился, воспитывал детей, по правде говоря, не самым лучшим образом, ездил в отпуск. Стал ученым в Институте изучения мозга. Почти шестьдесят лет достаточно разнообразной жизни, в которой приходилось убивать, заполнять кучу всевозможных документов и ругаться с коллегами и начальниками. Кое-что сохранилось вот здесь, – постучал по голове, – очень подробно. По части специальности, некоторых медицинских вещей. А математику с физикой, например, напрочь забыл, и пришлось учить снова. Я помню некоторые факты истории, но не все подряд, а важные для меня. Полагаю, спросить вас, что было пять лет назад в Думе, тоже не ответите. Разве громкий скандал, да и то без цифр и четких дат. А у меня гораздо больше промелькнуло. Не сохраняется это, в отличие от родов жены, на которых присутствовал. Вот это никогда не забуду.

На порог вышла Катя, не иначе позвать в дом. Холодно нынче, а вышел, накинув полушубок, без шапки, и моим родичам тоже интересно, зачем пришел юрист. Резко отмахнулся, чтоб не подходила. Она нечто тихо сказала Феликсу с Ваней, и те пошли напрямую в сарай-лабораторию. Мальчишка на ходу оглянулся.