них тоже полно одиноких женщин. Можно сказать, их там большинство. А повезло вот именно мне. Почему?

Ион приподнялся и тоже сел на диване.

— Ты не думай, я вовсе не напрашиваюсь, чтобы меня похвалили… — Танюша спохватилась и испугалась.

Ион провел рукой по ее щеке, а потом привлек к себе и поцеловал в лоб.

— Ну, может, Бог взвесил весь собранный тобой мусор, измерил погонные километры спасенных берегов и усредненную площадь спасенных лесов, потом помножил это на какой-то свой коэффициент, и получился некий объем счастья, который он тебе и выдал. Не больше и не меньше.

Танюша уставилась на него, пытаясь понять, шутит он или нет. Наконец, по хитрому блеску в его глазах она поняла, что шутит.

— Да-да, конечно! Я так и понимаю. Ведь счастье — это мгновение, да? Мгновение, которое вмещает в себя всю жизнь. После этого мгновения уже и жизни не нужно. Ведь так? Значит, если Бог считает, что я заслужила мгновение счастья, то это все равно, что подарить мне счастливую вечность. Хорошо, я согласна! — Она заулыбалась.

— Ну, значит, я так ему и передам, если встречу, — с серьезным видом сказал Ион, но не выдержал и рассмеялся. — Знаешь, у меня что-то сон прошел. Давай-ка сходим прогуляемся? И пирожных заодно купим, чтобы твое счастье было совсем полным, а?

…

В первую минуту их совместной жизни ей стало страшно. Она столько раз представляла, как это будет (как это будет прекрасно!), но, когда все свершилось, когда они с Ионом попрощались с изумленными Серегой и Олей и двинулись к автобусной остановке, она поймала себя на мысли, что хочет повернуться и побежать назад, к оставленному прошлому — грустному, одинокому, безнадежному, но привычному. Она шла, уставившись себе под ноги, и боялась посмотреть на Иона. Это было невероятно — рядом с ней шел мужчина, и он теперь считался ее мужчиной — как минимум, в глазах Оли с Серегой. А она… она просто не знает, что ей делать со всем этим. Так что же? Выходит, она оказалась попросту неспособной на счастье? Она, которая всю жизнь молила об этой минуте, сейчас так позорно, так глупо испугалась ее? Неужели она обречена? Господи, как стыдно… Танюша осторожно, краем глаза посмотрела на Иона, и тут же попалась в плен его внимательного взгляда.

— Боишься? — спросил он с улыбкой, оправляя лямку рюкзака. — Сожалеешь, что зашло так далеко? Хочешь промотать назад?

Танюша вздрогнула и энергично замотала головой.

— Нет, нет, только не это! Просто…

— Понятно. И назад не хочется, и вперед страшно. — Он протянул руку и коснулся ее пальцев, но тут же убрал ее. — Знаешь что? Ты попробуй переждать. Вполне возможно, это пройдет. Первые несколько часов — они самые сложные. Особенно если… если ты к таким вещам непривычна.

Танюша бросила на него испытующий взгляд — как, откуда он знает, что она старая дева? — но встретилась все с той же доброй улыбкой. Ион сдвинул шапку на затылок, и мокрые от пота волосы упали ему на лоб.

— Уверяю тебя — сегодня к вечеру все уже будет по-другому.

— А что будет вечером?

— Ты уже не будешь задавать глупых вопросов, типа как такое возможно, такой страшный мезальянс и т. д. Ты, наконец, смиришься с неизбежным. С тем, что я — твой муж.

Танюша невольно прыснула со смеху.

— Что, смешно? Ну вот видишь, а ты боялась.

Танюша не заметила, как они оказались в автобусе, а после вышли из него. Кажется, она не говорила Иону, где живет. А может, и говорила. Но теперь как-то так получилось, что не она, а он вел ее за руку, и она повиновалась.

— Ионушка, скажи пожалуйста… Я понимаю, что это по́шло, но я очень хотела спросить…

— Да.

— Да — то есть можно спросить?

— Да, то есть были. У меня были девушки. Числом две.

Танюша покраснела, как редис.

— Пожалуйста, не стесняйся. На твоем месте я бы тоже это спросил. Причем именно здесь и сейчас. — Ион весело подмигнул, открывая перед ней дверь подъезда.

— Почему здесь и сейчас?

— Потому что я бы хотел, то есть хотела, спросить это с самого начала, но стеснялся бы. А вот сейчас я бы решил, то есть решила, что самое время.

— Почему?

— Потому что примерно в этот момент я бы на твоем месте почувствовал, что Ион — мой навеки. И что мне нечего бояться сказать что-то невпопад. Теперь все, что бы я не сказала (если я — на твоем месте), будет трактовано в мою пользу. Вот так. Поэтому спрашивай, что хочешь.

Они поднялись на третий этаж и вошли в квартиру. Танюша словно плыла по течению какого-то волшебного потока: все делалось само собой, без ее участия, а она лишь отмечала красивые виды берегов. Вот, например, два рюкзака у стены — огромный рыжий и поменьше, синий. Синий — это был ее рюкзак. Раньше в такой позиции стоял только он один — когда Танюша, тоже всегда одна, возвращалась из походов домой. Странно, но удвоение рюкзаков не показалось ей необычным. В углу прислонились две пары лыж, и это тоже выглядело совершенно естественно. На вешалке висели две куртки, а над ними, на полке, лежали две шапки — одна голубая с помпончиком, а другая черная, похожая на тонкую тряпочку. У двери стояли две пары ботинок. А на столе, за который сели Танюша с Ионом, возникли две тарелки, две ложки и две кружки. Как оно так оказалось? — спрашивала себя Танюша, когда ее сознание, точно в тумане, вдруг натыкалось на эту парность. Но она тут же удовлетворенно отвечала, что так надо, и так хорошо. И снова погружалась в сладостный туман разговора. И вправду, все, что она не говорила — все казалось правильно и уместно, словно она читала по какой-то давно написанной, очень хорошей книге. Будто бы она наконец-то обрела эту книгу, и теперь ей больше не придется мучительно раздумывать, какой ей быть, что делать и что говорить — все это уже написано для нее кем-то.

— Ионушка…

— Угм?

— А эти девушки… твои две девушки… они были красивые?

— Очень. И страшно юные. Одна была блондинка, а другая — брюнетка.

— Ты шутишь. Это неправда!

— Чистая правда. Наконец-то ты об этом спросила. Вообще-то тебе было положено спросить об этом еще час назад.

— А что еще я должна была спросить? — Танюша улыбалась и плыла, как в невесомости, почти не касаясь земли.

— Ну, тебе следовало спросить, как же так — такие красивые и