Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вздрогнула. Поежилась.
Хорошо хоть, шубу успела с собой захватить, а сейчас вот куталась в нее, словно бы продрогла до костей. На самом деле я просто нуждалась в какой-то преграде от взгляда Дубравина. Хоть в какой-то…
Столько лет прошло после нашей последней встречи, я думала, отболело, забылось, приглушилось и пропало, но… Нет.
«Мам?» – отчетливо прочиталось во взгляде Кеши. И меня молнией прошило от животного страха.
– Крик деструктивно действует на психику ребенка, – вдруг заявила Руся, заступая Матвея. – Судя по тому, как активно вы используете свои голосовые связки, с этой теорией вы не знакомы.
«Нужно сократить количество психологических ток-шоу, которые смотрит дочь», – решила я.
Дубравин опустил голову и уставился на мою егозу нечитаемым взглядом, а потом опять вернул его мне. Очень говорящий. У меня даже под ложечкой засосало.
Матвей не обращал на нас никакого внимания, весь был поглощен Русей. Теперь я посмотрела на этого мальчика совершенно иначе. Придирчивее.
От Кеши у него был только цвет волос и цвет глаз. А ведь, помнится, в первую нашу встречу меня сильнее всего поразило его сходство с отцом. Куда оно делось? Или то сходство было плодом моего воспаленного и раненого сознания?
– Сколько тебе лет?
– О возрасте у девушек спрашивать не принято, – фыркнула Руся, и я с удивлением обнаружила, что она кокетничает с Дубравиным. – Это признак невоспитанности.
– Ну раз ты уже знаешь о таких серьезных вещах, – присел на корточки Кеша, – то точно слышала, малышка, что крик у взрослых появляется от страха.
Руслана склонила голову набок, внимательно вглядываясь в лицо Дубравина. Что она там искала, мне было неизвестно, но вот что искал Кеша, рассматривая мою дочь, я догадывалась. И от этого понимания у меня даже спина вспотела.
– Такой большой, а чего-то еще боится, – хмыкнула Руся. – Мама говорит, что смелым покоряются любые вершины.
– А что еще говорит твоя мама? – улыбнулся Дубравин.
– Много чего. Она у меня вообще очень разговорчивая. У нас это семейное, – вздернула подбородок моя дочь. – А вы, наверное, молчун. Как и Матвей. Но он мне все равно нравится.
Я схватила Русю за руку и потянула ее к машине.
– Эй! – тут же возмутилась эта егоза.
«Бежать!» – бомбило у меня в голове. А еще лучше было исчезнуть, испариться вот в этот самый момент. Лишь бы подальше от мужчины, от близости которого у меня в ушах закладывало. И от мальчика с невероятно красивыми, но грустными глазами.
Подальше, да.
Куда-нибудь на край света.
Я чувствовала взгляд Дубравина, прожигающий мне местечко в спине между лопаток, и это только прибавляло мне скорости.
– Я не успеваю, – пожаловалась моя дочь.
– Значит, быстрее перебирай ногами, мы спешим, – выдала я.
– Но я не успела попрощаться с Матвеем! – тут же вскрикнула Руся. – И пригласить его в гости тоже. Мам!
Я даже воздухом подавилась от таких перспектив.
– Потом, – соврала я. – Как-нибудь.
До машины мы добрались так быстро, словно шли на рекорд. Мне повезло, что в кармане шубки остались ключи. Домой я ехала с таким безумным взглядом, точно все черти ада взялись преследовать. И в школу танцев за сумочкой возвращаться не стала…
Но погони не было. А вот беспокойство, растревожившее душу, имелось. И, похоже, никуда деваться не собиралось.
– Он тебе не понравился? – выбил меня из размышлений голос дочери.
Я вздрогнула и глянула в зеркало заднего вида.
«Он мне до сих пор непозволительно сильно нравится, – поймала себя на правдивой мысли я. – После стольких лет, предательств, неразберихи, грязи, боли и расставания. Пожалуй, «нравится» даже не то слово, которое здесь следует поставить».
– Кто? – Внешне я сохраняла невозмутимость.
Ради Руси.
У меня даже получилось. Только взгляд оставался больным да несвойственный мне румянец появился. Но дочь этого не заметила, слишком маленькой была, чтобы в этом разбираться. Хоть и выдавала не по возрасту взрослые речи.
– Матвей.
– Ах, Матвей. – Я даже вздохнула с облегчением. – Почему он должен был мне не понравиться?
«Наверное, потому, что как только ты узнала, чей он сын, так даже смотреть на мальчишку иначе стала», – напомнил мне внутренний голос.
– Ну я же видела, как мы убежали. Значит, не понравился.
– Ерунда.
«Врушка Вася», – не осталась в долгу внутренняя ехидина.
– Я даже сконтачиться с ним не успела, – надулась Руся. – И как мне теперь пригласить его в гости, чтобы дорисовал мой портрет?
– Ну раз Матвей рисует возле школы танцев, то вы еще обязательно встретитесь, – заверила дочь я. – Не переживай.
О моей тайной надежде, что их повторная встреча никогда не случится, она тоже не догадалась.
Весь вечер дочка была расстроенной. Я не успевала удивляться, когда она успела так прикипеть к, по сути, незнакомому мальчику.
Я даже про Пашу забыла. Да что там Вершинский! У меня перед глазами до самого утра стояло выражение лица Дубравина, с которым он смотрел на меня и Русю.
Благодаря бессоннице и тревожным мыслям, утро для меня было совершенно недобрым. И началось оно с мигрени.
Вот сколько за эти годы воды утекло, а с такими интенсивными головными болями, которые иногда со мной случались, я не научилась справляться.
– Прости, пожалуйста, что навязываю ее тебе, – простонала я подруге, спрятавшись под одеялом. От света, звука и даже лишнего движения головная боль лишь усиливалась.
– Мы справимся, – прошептала Марго. – До завтра.
Я отключила телефон и принялась пережидать очередной приступ. Даже не заметила, когда осталась один на один с мигренью.
К вечеру меня отпустило.
Но забирать Руслану из дома «птичьего семейства» я не спешила. Даже до холодильника, пошатываясь, с трудом могла дойти, не то что позаботиться о дочери.
Радовало, что такие приступы со мной случались нечасто. И, как правило, после сильного нервного или физического перенапряжения, до которых я старалась не доводить. А тут Дубравин вынырнул… Совершенно неожиданно.
Кто умеет прогнозировать вот такие случайные случайности? Судьбоносные.
Через сутки все симптомы слабости прошли, но я все еще была с квадратной головой, синяками под глазами и паршивым настроением. Хорошая косметика подкорректировала мою внешность, а вот эмоции так и не улеглись.
Никакие ежедневные ритуалы, аффирмации, зарядка, ведение дневника благодарности, чашечка ароматного кофе – ничего не смогло убрать мою угрюмость.