Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Степан выразительно посмотрел на Косыгину, которая прибыла вместе с Куликом. Рита уныло вздохнула, но немую команду выполнила – взяла Анжелу под руку и повела к машине. Немного подумав, Степан отдал ей на усиление старшего лейтенанта Косыгина. Кто его знает, сколько атомной энергии в этой черной вдове.
После того как Косыгины уехали с задержанной, под рукой у Степана остались только Комов и Кулик. Но эти стоили целой группы захвата.
И в крохотном вестибюле бюро не было венков и прочей ритуальной атрибутики, зато Степан увидел «Ямаху». Уж не за этим ли мотоциклом он в свое время гнался?
В просторном кабинете, откинувшись в глубоком кресле, с блаженной улыбкой на губах сидел мужчина лет сорока. Если его и можно было сравнить с ильфовским Безенчуком, то лишь в качестве полного его антипода. Тот был неудачник и пропойца, а этот весь светился изнутри от мысли, что дела его идут великолепно. И совсем не важно, что успех этот щедро смазан кровью. Белая водолазка, на спинке стула спортивная куртка жизнеутверждающего апельсинового цвета. И кабинет в светлых тонах… В черный цвет была окрашена только душа.
Степан вспомнил, где видел этого хлыща. Это вместе с ним Анжела Скоробогатова шла от могилы Олега Самогорова. Это было уже после того, как он обнаружил «Ямаху» во дворе ее дома. Выходит, что Анжела уже вовсю крутила роман с Колпаковым. А как она тогда, на кладбище, убедительно разыгрывала невинную овцу… Похоже, в ней умерла великая актриса…
– Ну вот, а ты, Михаил Олегович, спрятаться от меня хотел! – весело улыбнулся Степан.
Он развел руки так, словно собирался заключить гробовщика в дружеские объятия.
– Я?! Спрятаться?! – вскочив со своего места, недоуменно вскричал Колпаков.
– А помнишь, я к Анжеле твоей заезжал, ты на втором этаже был, дверь за ручку держал… А чего ты боялся, Миша? Я что, кусаюсь?
– Вы, извините, кто такой?
– А вот тупить не надо! – Комов подошел к похоронщику, взял его за плечи и вернул в кресло. – Посиди немного на дорожку… Как там в песне, дорога дальняя, казенный дом…
– Ничего не понимаю!
– Плохо, когда в технике не понимаешь, – усмехнулся Степан. – Обжечься можно.
– Какая техника? Что вы несете?
– Телефонная техника… Пользуешься мобильным и не знаешь, что его легко прослушать можно. А мы прослушали…
– Пятый готов! Пятый готов! – подхватил Комов. – Готовь гроб для пятого! Прием!.. Или при нем?.. Что там при нем было?
– Что при нем? Что при ком? – стушеванно вытянулся в лице Колпаков.
– Автомат при нем. При твоем Тарасе…
– Какой, к черту, Тарас?
– Крыжко Тарас! Главный твой гробоид!.. Он для тебя, паскуда, Алексеева убил…
– Какого Алексеева?
– Степаныч, ты меня, конечно, извини, но я сейчас этого урода хоронить буду! Без венка и без клизмы!.. Ты чего дурака лепишь? – гаркнул на него Комов и, схватив жертву за грудки, с силой тряхнул. – Мы все слышали, урод! Тарас тебе на мобильник звонил! Нет больше Алексеева!
– Это неправда!.. Это не Тарас звонил, – ошеломленно и вместе с тем торжествующе мотнул головой Колпаков. – Это Мирча звонил!
Похоже, у него ум зашел за разум, если он этим хотел уличить Комова во лжи. Конечно же, он обличил самого себя. В том же стиле, как это сделала его тайная подруга…
– Ну, Мирча так Мирча, – отпустив Колпакова, успокоенно сказал Комов.
И отошел в сторону, освобождая оперативное пространство для своего начальника.
– Извини, мы в их голосах не разбираемся… Где они сейчас?
– Кто?
– Мирча, Тарас, Яшка, где они?
– Не знаю. Они не говорили… Сказали, что пятого сделали… Ой, то есть ничего не говорили…
– Степаныч, а если я этого кретина сейчас убью, кто его похороны оплачивать будет? – спросил Комов.
– Все за счет его фирмы.
– А это экономически невыгодно. Для него… Или ему уже все равно будет?
– Ну нет, деньги ему на том свете понадобятся. Сначала Загорцев к нему придет, деньги свои обратно требовать. Затем Скоробогатов…
– А я здесь ни при чем! К их смерти я не имею никакого отношения!
– Самородов? Камышов? Алексеев?..
– А это не я, это Тарас. И Мирча!.. Я им говорил, что не надо, а они все равно… То есть я даже не знал…
– Ты нас не зли, – угрожающе нахмурился Комов. – А то ведь я здесь добрый, а в отделение приедем… Ты знаешь, почему так говорят: «расколоть преступника»? А потому что мы их банально колем. Хрясь битой по голове – и раскололся орех… А ты, скотина, столько душ загубил, что с тобой церемониться никто не будет… Это с твоей Анжелой мы деликатничать будем, потому что она женщина. Только это для нее хуже. Знаешь почему? А потому что ты ее обгонишь. Игра такая есть, кто раньше и больше на друга наклепает. Она тебя выгораживать будет, потому что мы с ней миндально, а тебя – по орехам, по орехам… Ты ее с потрохами сдашь! Вот в чем ее беда!..
– Так это она! Это была ее идея! Она сказала мужу, что Загорцева нужно в нашей конторе похоронить. Он повелся, пошел к вдове Загорцева, дал ей визитку… А потом и мужа у нас похоронила…
– В ту ночь, когда ее мужа убивали, ты у нее ночевал…
– А я здесь ни при чем!.. Мы даже не знали, что его убивать будут…
– А зачем ты к ней тогда приехал?
– Ну, зачем, зачем… А зачем мужчины к женщинам ездят?..
– Если приехал, значит, ты знал, что муж к ней уже не вернется.
– Не знал… Ну и вернулся бы, и что?.. Он что, первый раз жену с любовником заставал? Анжела мне рассказывала…
– И вы вместе с ней смеялись…
– Ну, не смеялись… Но я его не боялся… Сергея боялся, а его нет… Но я с Сергеем никаких дел не имел. И с другом его тоже… Они даже не знали про меня…
– А ты как узнал, что Самогоров столкнулся лбом с Боярчиком?
– А мне Анжела сказала. Ей жена Самогорова сказала… Она же и придумала, что смерть Самогорова можно на вора списать… И Тарасу сказала…
– Да нет, Тарасу ты сказал… – презрительно скривился Федот. – Анжелу валить под протокол будешь. Чтобы все документально. А здесь как на духу говори, пока я прямо здесь тебя колоть не начал… Ты придумал вора подставить?
– Да.
– А в подполковника Кручу стрелять? – взглядом показав на Степана, спросил Комов.
– А это Анжела! Честное слово, она!
– И чем же я ей не угодил?
Ситуация с убийствами была настолько серьезной, что Степана ничуть не расстроило, если бы Анжела хотела убить его из личной к нему неприязни. Плевать, если эта злая ведьма не восприняла его как интересного мужчину.