– Дари!

Светлый силуэт, чуть покачивавшийся в белесой дымке, возник в нескольких шагах от меня. Я бросилась туда со всех ног. Дари стояла ко мне спиной. Густой туман, должно быть, мешал ей увидеть меня, услышать мои крики. Она замерла у самой кромки канала, вглядываясь в его темные воды, не замечая никого и ничего вокруг.

Я с облегчением выдохнула, переходя на шаг. Похоже, сестра была в порядке.

– Дари, что случилось? Куда вы с Идо пропали? Все с ног сбились, пока искали вас обоих. Тианна сердится. Надо скорее возвращаться.

Она не ответила, не повернула головы. Взгляд ее все так же оставался прикованным к чему-то на поверхности воды.

Сердце пропустило удар. Преодолевая внезапно накативший страх, я подошла к Дари и тоже посмотрела вниз.

Черноволосая макушка Идо была едва различима в темной воде канала. Он не барахтался, не кричал, не звал на помощь. На короткое время нос и рот мальчика показывались из воды, а затем снова погружались на глубину, не давая сделать ни вдоха.

Он тонул.

– Идо! – в отчаянии закричала я, бросаясь к гранитному краю канала, почти переваливаясь через него в попытке дотянуться до друга. В этой части сада не было спуска к воде, а ближайшая пристань находилась слишком далеко, чтобы Идо мог доплыть туда. Нужно было скинуть ему что-то, протянуть веревку, нужно было позвать гувернантку, Тианну, слуг или кого-то из чинторьерро, быть может в этот момент проплывающих мимо… – Идо, Идо! Я здесь! Давай руку!

Он не слышал меня. Вряд ли он вообще еще осознавал, что кто-то находится рядом. Безумный взгляд его остекленевших глаз был устремлен в сторону и вверх. Туда, где на высоком берегу стояла Дарианна.

Не прекращая попыток ухватить Идо за плечо, я обернулась к сестре:

– Дари! – Она вздрогнула от моего оклика, словно очнувшись. – Позови Тиа! Беги за помощью! Скорее, ну!

Медленно сестра отвела взгляд от тонущего друга и посмотрела на меня. На ее лице не было ни паники, ни ужаса. Только странное отрешенное спокойствие.

– Скорее, Дари! Чего же ты медлишь? Неужели не видишь, он умирает!

Но сестра не двинулась с места.

– Яни, – она обвела руками свое платье, – как я, по-твоему, должна в этом бегать? Тианна не устает повторять, что я же девочка. Девочкам неприлично кричать. И лежать на гранитных камнях нельзя. От этого можно заболеть.

Смысл ее слов ускользал от меня. Как можно думать о каких-то нелепых приличиях, когда наш друг отчаянно нуждался в помощи? Разве его жизнь не стоила того, чтобы нарушить правила поведения настоящей леди? Даже если за этим последует наказание, гнев отца, лишение сладкого, нельзя было молча смотреть, как Идо тонет, и даже не пытаться позвать кого-нибудь, привлечь внимание.

Голова Идо полностью скрылась под водой.

И тогда закричала я:

– Помогите-э-э-э! Кто-нибудь! Мы здесь! Нам нужна помощь! Тианна! Тианна!

Я потянулась вперед, пытаясь поймать ускользавшего в глубину Идо. Что-то обвилось вокруг ног, сковывая движения, не давая распрямиться, и мне вдруг показалось, что еще немного – и я сама вслед за Идо соскользну с края, упаду прямо в темную глубину канала, а Дарианна, застыв соляным столбом, так и будет молча смотреть, как я тону.

Стало страшно. В бесплодной попытке удержаться на берегу я дернулась еще раз.

И проснулась.

* * *

Эхо собственного крика все еще звучало в ушах. Одеяло сбилось, спеленав ноги, горло саднило, словно бы я действительно только что во весь голос звала на помощь. Сердце стучало часто и гулко. Страх, глубинный и цепкий, не отпускал, что-то мешало успокоиться и просто загнать эту историю из далекого прошлого как можно дальше в глубины памяти. Растворить в тумане, словно ее и не было.

Только вот это случилось на самом деле. Был сад и игра в прятки. Был Идо, сын Пьетро, советника отца, наш друг, который так и не пришел в сознание и умер спустя несколько дней. И Дари, которая не подала голоса, не позвала на помощь. Она и сама нуждалась в ней, моя бедная сестренка, оцепеневшая от страха настолько, что даже не сумела закричать.

Дари всегда нуждалась в моей помощи.

Я помнила, ясно и отчетливо, как испугалась тогда за сестру. Как бежала, путаясь в тяжелых юбках, как боялась опоздать. Я была нужна ей. Нужна – как и сейчас.

Встревоженная, я долго ворочалась с боку на бок. Меня трясло. Кошмарный сон взбудоражил нервы, и я никак не могла прийти в себя. Отчаявшись снова заснуть, я поднялась с кровати и решила спуститься вниз, чтобы выпить стакан воды.

Накинув на плечи пеньюар и натянув тонкие перчатки, я бесшумно выскользнула из комнаты. Вокруг стояла тишина, лишь мерно тикали большие часы в гостиной и приглушенно стрекотали цикады во внутреннем дворике. Лестница была погружена во мрак, свет едва попадал внутрь через небольшое вытянутое окошко. На дощатый пол ложились неровные косые тени.

Дверь в комнату верховного обвинителя была приоткрыта. Изнутри не доносилось ни звука, но я точно знала, что Доминико сейчас там. Темный проем манил, притягивал, и я не смогла побороть любопытства. Осторожно, чтобы не потревожить сон верховного обвинителя, я на цыпочках подкралась к двери.

Замерев в прохладной темноте, я разглядывала спящего человека, который был моим мужем перед Короной и людьми. Доминико Эркьяни.

Сон смягчил его привычно жесткое лицо – ушла вертикальная морщинка между так часто хмурящимися бровями, губы, обычно упрямо сжатые, были приоткрыты. Во сне он казался почти безмятежным, почти счастливым. Одеяло сползло, обнажив супруга до пояса, и я могла видеть, как мерно вздымается и опускается его широкая грудь в такт дыханию.

Вроде бы все было так просто. Доминико проявил в отношении пугливой северной жены недюжинную сдержанность, которую я никогда не считала возможной для уроженца Ниаретта. Он твердо сказал, что не сделает ничего против моей воли. Я была в полной безопасности…

Отчего же тогда я чувствовала себя настолько растерянной, настолько запутавшейся? Почему так сложно было преодолеть собственные сомнения, предубеждения и перестать бояться… чего? Его, Доминико? Или собственных чувств? Робких, неизведанных и совершенно непривычных.

Стыдных…

Сжав зубы, я шагнула обратно в крохотный коридор между нашими спальнями. Половица предательски скрипнула под ногами.

– Яни? – Доминико открыл глаза и приподнял голову от подушки, безошибочно отыскав меня в темноте.

– Извини, – еле слышно шепнула я.

– Яни, – хриплым от сна голосом позвал он. – Не уходи.

Я не должна была оставаться. Разум, здравый смысл, приличия – все говорило мне, что правильнее всего уйти. Извиниться за ночное вторжение и вернуться в свою комнату, не переступая резко очерченной черты порога, границы между манящим полумраком спальни и темнотой коридора, разделявшей меня и Доминико…