По цифрам размазана кровь. Когда я ее вижу, у меня перехватывает дыхание, но в то же время это означает, что они внутри, они в порядке. Другого варианта нет.

Набираю шифр-пароль, но мои пальцы сильно дрожат, и я ошибаюсь. Задерживаю дыхание и заставляю себя действовать медленнее. Шесть цифр. На этот раз я ввожу их правильно, раздается писк, зажигается зеленый огонек. Я поворачиваю ручку и кричу: «Коннор! Ланни!» – еще до того, как отходит язычок замка.

В убежище все перевернуто вверх дном. Бутылки с водой, скинутые с полки, разбросаны по полу, а коробка с протеиновыми батончиками опрокинута, упаковки валяются повсюду. Некоторые из них растоптаны во время драки.

Здесь тоже кровь. Капли. Длинные дорожки – от движения. Маленькая лужица почти в самом углу, под желтой табличкой с надписью: «Осторожно: зомби!» Табличкой Коннора.

На полу валяется сломанный арбалет. Он тоже принадлежит моему сыну, потому что он в восторге от персонажа какого-то фильма о зомби – тот был вооружен арбалетом. Стационарный телефон с толстым проводом отодран от стены и валяется, разбитый, на другой стороне комнаты.

Я неотрывно смотрю на кровь. Она свежая. Свежая и алая.

Моих детей здесь нет.

Я была так уверена, что найду их здесь… я целую минуту стою и смотрю, не понимая: они должны быть здесь, все остальное – полная бессмыслица. Это их укрытие, их место безопасности. Их спасение. Никто не мог добраться до них здесь.

Но кто-то добрался. Они были здесь. Они сражались здесь. Они истекали здесь кровью.

И они исчезли.

Кидаюсь к единственному возможному укрытию в этой комнате – маленькому туалету. Его дверь сделана из матового стекла, и я уже вижу, что за ней никого нет, но распахиваю ее – и давлюсь ужасом, когда вижу пустую чистую каморку.

Я стою на месте, совершенно неподвижно, и безмолвие комнаты проникает в меня, подобно холоду. Отсутствие моих детей – как открытая рана, и кровь такая красная, такая свежая, такая ослепительно яркая…

Кеция кладет руку мне на плечо. Тепло ее прикосновения пронзает меня насквозь, словно электрический разряд. Я понимаю, что совсем замерзла. Шок. Я дрожу, сама этого не сознавая.

– Идем, – говорит она мне. – Их здесь нет. Выйдем отсюда.

Я не хочу уходить. У меня такое чувство, словно покинуть это странное холодное укрытие означает признать что-то невероятно тяжелое. Что-то, от чего я хотела спрятаться, точно ребенок, натягивающий одеяло на голову.

Иррационально, безумно и неожиданно я желаю, чтобы рядом был Мэл. Это ужасает меня, но мне нужен кто-то, к кому я могу обратиться, кто-то, кто может разделить это ощущение пустоты. Быть может, мне нужен не Мэл, а сама его идея. Кто-то, с кем у меня так много общего – горе, страх, дети. Я хочу, чтобы он обнял меня и сказал, что всё в порядке, пусть даже этот Мэл был всего лишь ложью, всегда ложью. Даже тогда, в прошлом, когда я была Джиной.

Кеция выводит меня наружу. Мы оставляем тайную комнату открытой, и я опускаюсь на один из кухонных стульев – тот, на котором Ланни сидела за завтраком. Все вокруг несет в себе память – отпечатки пальцев на деревянной столешнице, почти пустая солонка… я просила Коннора насыпать в нее соль, но он забыл.

На полу под стулом валяется одна из заколок Ланни, с изображением черепа, и в ее креплении застрял один-единственный шелковистый волосок. Поднимаю заколку и держу на ладони, и когда я подношу ее к носу, то чувствую запах волос Ланни. На глаза мне наворачиваются слезы.

Сэм сидит рядом со мной, и его рука лежит рядом с моей. Не знаю, когда он успел подсесть ко мне – словно бы просто появился рядом, точно время совершило скачок. Реальность снова распадается. Все кажется далеким, но тепло его кожи проникает в мое тело, словно солнечный свет, пусть даже всего на полдюйма.

– Гвен, – произносит Сэм. Мне требуется некоторое время, чтобы сообразить, что это мое имя, я приучилась верить в то, что это мое имя. Поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом. Что-то в его глазах успокаивает меня. Отводит меня на дюйм или два от темной пропасти, навстречу чему-то, чуть-чуть похожему на надежду. – Гвен, мы найдем их, понимаешь? Мы найдем детей. У тебя есть какие-нибудь мысли насчет…

Его прерывает звонок моего сотового телефона. Я хватаю его неистово трясущимися руками, роняю на стол и принимаю звонок на громкой связи, даже не взглянув на номер звонящего.

– Ланни? Коннор? – Я не узнаю́ голос, который мне отвечает. Кажется, это мужской голос, но он мог быть пропущен через специальную программу, меняющую тембр.

– Ты думаешь, что тебе все сошло с рук, бешеная сука? Можешь бежать, но тебе нигде не спрятаться, и, когда мы доберемся до тебя, ты пожалеешь, что твой долбаный муж не вздернул тебя и не содрал с тебя шкуру заживо!

Это застает меня врасплох и лишает способности дышать, двигаться, думать – на секунду или две. Сэм отшатывается, как будто его ударили. Кеция, склонившаяся над столом, делает шаг назад. Ядовитая мерзость этих слов, даже произнесенных искусственно обработанным голосом без интонаций, повергает в шок.

Мне кажется, что проходит целых полчаса, прежде чем я нахожу слова, но на самом деле это длится не дольше одного удара сердца, а потом я кричу:

– Верни мне моих детей, ублюдок!

На другом конце линии наступает молчание, как будто я застала его врасплох. Как будто не следую какому-то заранее заданному сценарию. Потом синтезированный голос произносит:

– Какого хрена?

Это явно прозвучало удивленно, однако меняющие голос алгоритмы вымыли из него все эмоции.

– Они в порядке? Если ты что-то сделал с моими детьми, сукин сын, я найду тебя и разорву на части… – Я уже стою, склонившись над телефоном и упираясь в стол одеревеневшими руками, и мой голос так резок и громок, что может, наверное, дробить стекло.

– Я не… э-э… ё-моё! Черт! – Связь со щелчком прерывается, и спокойное музыкальное попискивание телефона свидетельствует о том, что сигнал потерян. Я оседаю на стул, хватаю телефон и проверяю идентификацию звонившего. Конечно же, звонок был с неопределяемого номера.

– Он не знал, – говорю я. – Он даже не знал, что они пропали.

Я должна была предвидеть, что так будет: мои данные были выложены в открытый доступ. Кто-то, близко подобравшийся ко мне, распространил их, сделал снимки. Мэл, должно быть, тоже обнародовал мой номер. Можно ждать целой лавины таких звонков: угрозы убить, изнасиловать, сделать что-нибудь с моими детьми и домашними животными, сжечь мой дом, запытать насмерть моих родителей. Я это уже проходила. После того, что я выловила в «Сайко патрол», меня немногое может шокировать. Я также знаю – и полиция напоминает мне об этом всякий раз, когда я подаю жалобы, – что большинство из этих жалких, больных людишек никогда не исполнят свои жестокие обещания. Они развлекаются тем, что терзают жертву психологически.

Этот «тролль» оборвал звонок не потому, что испытал вину за свои действия. Он был застигнут врасплох и побоялся оказаться втянутым в следствие по делу о похищении детей. Хорошо хотя бы то, что он больше не позвонит.