«Страна темна, а человек в ней светится», — утверждал Платонов, и автору «Разгрома» эта сокровенная вера не могла не быть близкой, и можно представить, а точнее, невозможно представить, сколь страшным ударом обернулось лично для него, для Александра Александровича Фадеева, последующее развитие событий.

В дневнике Вяч. Полонского об этой истории рассказывалось так: «…„Впрок“ прочитал Сталин — и возмутился. Написал (передает Соловьев) на рукописи: „Надо примерно наказать редакторов журнала, чтобы им это дело пошло „впрок“. На полях рукописи, по словам того же Соловьева, Сталин будто бы написал по адресу Платонова: „мерзавец“, „негодяй“, „гад“ и т. п. Словом — скандал. В „Правде“ была статья, буквально уничтожившая Платонова. А вчера сам Фадеев — еще резче, еще круче, буквально убийственная статья. Но, заклеймив Платонова как кулацкого агента и т. п., — он ни звуком не обмолвился о том, что именно он, Фадеев, напечатал ее, уговорил Платонова напечатать. В статье он пишет: „Повесть рассчитана на коммунистов, которые пойдут на удочку…“ и т. д. Кончает статью призывом к коммунистам, работающим в литературе, чтобы они „зорче смотрели за маневрами классового врага“ и „давали ему своевременный и решительный большевистский отпор““.

Все это превосходно — но ни звука о себе, о том, что он-то и попался на удочку, он-то и не оказался зорким и т. д. Это омерзительно, — хочет нажиться даже на своем собственном позоре».

Но едва ли Фадеев хотел нажиться, тут уж не до жиру, быть бы живу…

В книге воспоминаний Вениамина Каверина рассказывается иное предание: «Нельзя не отметить, что по отношению к Платонову Фадеев должен был испытывать особое чувство вины. Именно по его вине жизнь Платонова была уродливо и безжалостно искажена. В повести „Впрок“ в „Красной нови“ Фадеев, редактор журнала, подчеркнул те места, которые необходимо было, как он полагал, выкинуть по политическим причинам. Верстку он почему-то не просмотрел, и подчеркнутые им места в типографии набрали жирным шрифтом. В таком виде номер журнала попал на глаза Сталину… Двойная жизнь Платонова, мученическая и, тем не менее, обогатившая нашу литературу, началась именно в эту минуту…»

Однако и то и другое — в большей, как у Каверина, или в меньшей, как у Полонского, степени мифологизированное изображение событий.

О документально зафиксированной реакции Сталина на опубликованный в третьем номере журнала платоновский «Впрок» доподлинно известно благодаря усилиям архивистов, которые ввели в научный оборот следующий лаконичный документ, подписанный верховным лицом:

«К сведению редакции „Красная новь“.

Рассказ агента наших врагов, написанный с целью развенчания колхозного движения и опубликованный головотяпами-коммунистами с целью продемонстрировать свою непревзойденную слепоту.

И. Сталин

P. S. Надо бы наказать и автора и головотяпов так, чтобы наказание пошло им „впрок“».

Более пространной иллюстрацией к этому сюжету может служить недатированное воспоминание деятеля РАППа, сотрудника «Красной нови» Владимира Сутырина, записанное Л. Э. Разгоном в 1970 году и впервые опубликованное Галиной Андреевной Белой в 1989-м в книге «Дон-Кихоты 20-х годов».

Суть мемуара в следующем. Однажды вечером Сутырина вызвали в Кремль, где уже находился «несколько бледный» Фадеев, а также члены политбюро во главе со Сталиным.

«В руках у него был журнал, который легко было опознать, — „Красная новь“. Мы переглянулись с Фадеевым, нам стало понятно, что речь пойдет о рассказе Андрея Платонова.

Не приглашая нас садиться, Сталин, обращаясь к Фадееву, спросил:

— Вы редактор этого журнала? И это вы напечатали кулацкий и антисоветский рассказ Платонова?

Побледневший Фадеев сказал:

— Товарищ Сталин! Я действительно подписал этот номер, но он был составлен и сдан в печать предыдущим редактором. Но это не снимает с меня вины, все же я являюсь главным редактором, и моя подпись стоит на журнале».

Был вызван прежний главный редактор И. М. Беспалов, который, если верить Сутырину, повел себя перед вождем примерно с той же долей самоуважения, с какой, трясясь от ужаса, оправдывался перед мессиром Воландом подлый доносчик Алоизий Могарыч, и Сталин с воландовской брезгливостью приказал выгнать его вон[43], а Фадееву велел подготовить и напечатать статью с учетом конкретных, разбросанных на полях замечаний: «Балаганщик», «Беззубый остряк», «Это не русский, а какой-то тарабарский язык»[44].

Результатом товарищеской критики вождя стала статья «Об одной кулацкой хронике», опубликованная сначала в «Известиях», а затем в пятом-шестом номере «Красной нови» за подписью А. А. Фадеева.

«Хитрый, пронырливый классовый враг… кулацкий агент… нарочитое и назойливое косноязычие… звериная кулацкая злоба… бессильно и злобно пытается он издеваться над огромным и трудным делом освобождения трудящихся крестьян от кулацкой кабалы… бессилие и пошлость его уловки… обнаглел настолько, что позволяет себе заниматься своими юродивыми пошлостями и тогда, когда он говорит о Ленине… нужно обладать неисчерпаемым запасом тупой и самодовольной пошлости… остроумие Платонова куцее и убогое, выдумка его — плоская и дешевая… враг знает, куда он метит… юродствует и сюсюкает Платонов… Озлобленная морда классового врага вылезает из-под „душевной маски“… Платонов распоясывается… лукаво подмигивает Платонов… омерзительно фальшивый кулацкий Иудушка Головлев… в елейно-фальшивом, сладком, лицемерном тоне… образчик самой подлой и омерзительной клеветы… социалистическому наступлению оказывает бешеное сопротивление классовый враг».

Статью эту можно считать образцовой, а самого гениального писателя XX века приходится признать антигероем номер один советской литературы 1920—1930-х годов. Так, как били на глазах у всего мира его — жестоко, обдуманно, беспощадно, не давая поднять голову и закрыть руками лицо, — не били, пожалуй, во всей истории русской литературы никого.