– Она просила не говорить Сойеру, а оставаться в квартире, и что она скоро вернется. Но ее уже давно нет, так что она, должно быть, забыла.

– А когда она уехала?

– После Сойера.

Люси дрожит, а я уже устала быть терпеливой. Она должна быть под килограммом одеял и с кружкой горячего какао в желудке.

– Ну, Сойер скоро будет дома, а пока мне нужна помощь в украшении моей рождественской елки. Так что давай пойдем ко мне.

Она съеживается, прижимаясь ко мне еще теснее.

– Я не хочу, чтобы меня ругали. Не люблю, когда мама кричит.

А я не хочу, чтобы Люси умерла от переохлаждения.

– Все будет хорошо.

Я встаю с гамака, и Люси берется за мою протянутую руку. Когда я иду к квартире на первом этаже, чтобы закрыть заднюю дверь, меня внезапно дергают за руку. Я смотрю вниз – Люси уперлась ногами в землю и изо всех сил тянет меня назад.

– Не ходи туда!

– Я просто закрою заднюю дверь, чтобы жучки не залезли внутрь. – Или, например, грабители.

– Не надо! – кричит Люси. – Там внутри чудовище. Он делает маме только хуже.

Я содрогаюсь от ее слов и чувствую, как лед застывает в моих венах.

– Какое чудовище?

– То, что меняется, которое приходит посреди ночи.

Я не знаю такого монстра, как этот.

– Когда именно ты видела это чудовище? Как он делает твоей маме хуже?

Она так сильно дергает меня за руку, что теряет хватку и падает ничком. Жестокая земля выбивает из нее воздух. Я наклоняюсь, чтобы помочь ей, но она хлопает меня по руке, и дикое выражение ее лица заставляет меня вздрогнуть.

– Призрак там очень плохой! – кричит она. – Такой плохой! Он наблюдает за мной! Он наблюдает за мной!

Мое сердце бьется так бешено, что пульс стучит в ушах. Я смотрю на первый этаж, и из-за того, что жалюзи на окнах шевелятся, кажется, что квартира издевается надо мной, издевается над моим растущим страхом.

Нет, это мой дом. Я не буду его бояться. Делаю шаг ко входу, и Люси, вскочив на ноги, бросается на меня.

– Не надо! Не ходи!

– Я просто закрою заднюю дверь.

– Не оставляй меня! – кричит она. Ее глаза наполняются слезами, стекают по щекам, и ее страх, ее горе сжимают мое сердце. – Пожалуйста, не оставляй меня одну.

– Ладно, – говорю я, – не пойду.

Она позволяет мне посадить ее за спину и утыкается головой мне в шею. Я нежно прижимаю ее к себе и иду от задней двери в переднюю часть дома, на безопасный второй этаж.

* * *

Люси едва может двигаться в толстовке Сойера, но она делает все возможное, чтобы установить мою рождественскую инсталляцию рядом с елкой. Это та самая толстовка, которую Сойер одолжил мне в ночь нашего первого поцелуя, и я тогда не отдала ее, потому что она пахла им. Мне дорого это напоминание о нашей ночи вместе. Когда я предложила ей эту толстовку в качестве одеяла, она с жадностью натянула ее на голову и обняла меня. Я стою у окна, высматривая папу. И тревожусь сильнее, чем стоило бы. Когда мы с Люси поднялись наверх, папа уже спускался по лестнице. Он не обрадовался тому, что шестилетний ребенок остался дома один на долгое время. И тому, что задняя дверь на первый этаж открыта настежь. Затем последовала пьеса сопротивления, наполненная рыданиями и тирадой Люси о преследующих монстрах. С тех пор как он исчез в их кухне, отца не видно.

Мой сотовый в руке, и я снова смотрю на сообщение, которое Сойер прислал мне несколько минут назад: «Я уже в пути».

Чувство вины терзает меня, потому что Сойер говорил мне, как важно для него быть на работе, так как он слишком часто отлучался из-за расписания матери, его расписания плавания и встреч анонимных алкоголиков. Но что еще мне оставалось делать? Люси нуждается в брате.

Раздается стук в дверь, и я с облегчением вижу Сойера на мониторе. Я пересекаю комнату, открываю дверь, и мне больно от того, каким изможденным он выглядит.

– Привет, – говорю я, – мне очень жаль, что пришлось написать. Я знаю, что тебе нужно было работать.

– Не беспокойся. – Он входит и притягивает меня к себе, чтобы обнять. – Я рад, что ты написала.

Он целует меня в висок, и это заставляет мое сердце трепетать. Затем Сойер отпускает меня и направляется к сестре.

– Привет, Люси.

Люси сияет и, отбросив «Снупи: Маленький барабанщик»[15], бросается к нему. Он поднимает ее, и она неуклюже обнимает его за шею, путаясь в рукавах толстовки. Он крепко обнимает ее в ответ и несет к дивану, усаживая ее себе на колени. Сойеру приходится осторожно вытаскивать ее из толстовки и уговаривать не зарываться в нее глубже.

– А где мама? – даже притом, что Сойер явно пытается казаться беззаботным, его напряжение очевидно.

– Она ушла.

– Она не сказала куда?

Люси отрицательно качает головой.

– Она просила Люси ничего тебе не говорить, – добавляю я. Люси поворачивает голову в мою сторону, и по выражению ее лица ясно видно, что она считает меня предателем, но я смягчаю удар: – Но я сказала Люси, что ваша мама написала тебе, так что она не специально.

Люси выдыхает, а лицо Сойера застывает. Он знает, что первая часть – это правда, а вторая – ложь.

– Уже поздно, завтра нам надо навестить папу, – Сойер снова пытается смягчить ситуацию. – Как насчет того, чтобы быстро принять ванну, а потом я позволю тебе посмотреть мультики на моем телефоне вместе со мной в моей комнате?

Люси отодвигается от Сойера.

– Я хочу остаться у Вероники. Призрак здесь вовсе не злой, а очень милый. – Она смотрит на меня. – Верно, Ви?

– Ты сказала ей, что в этом доме водятся привидения? – голос у Сойера низкий и пугающе ровный. Грозовые тучи бушуют в его глазах. Я тереблю свой браслет и впервые в жизни не уверена в своих мыслях… в своих действиях.

– Люси сказала мне в ту первую ночь, что она боится привидений.

– И ты сказала ей, что их не существует, верно? – давит он.

Мы пристально смотрим друг на друга, и меня охватывает тошнотворное чувство.

– Я сказала ей, что бояться нечего.

Его челюсть дергается, когда он слышит, что я не отрицаю существования призраков и что кошмары и страхи Люси могут иметь какое-то отношение ко мне. Он встает и отходит от меня к окну, где сидит мама. Он стоит рядом с ней, скрестив руки на груди, и смотрит сквозь стекло, как будто это может помочь справиться с гневом.

Мама смотрит на него, потом на меня.