Он имел в виду ту облаву, что случилась незадолго до отъезда Римуса и Имоджен в Цинциннати. Агенты обнаружили, что пятнадцать баррелей виски были вывезены по подложным документам со склада “Транспортной компании Сибли”, и проследили их путь до Римуса. Федеральные власти отказались от преследования Римуса, когда он уклонился от слушаний и покинул город.

– Я бы не связывал предъявление обвинения и репутацию “мирного и спокойного” человека, – ответил Дэрроу.

– Но вы по-прежнему считаете его законопослушным гражданином? – нажимал Тафт.

Взгляд Дэрроу устремился к окну. С Мейн-стрит доносились приглушенные звуки проезжающих автомобилей и гудение клаксонов. Помолчав немного, он обернулся к Тафту и тихо проговорил:

– Я знаю немало законопослушных граждан, которые покупают алкоголь.

* * *

Через шесть недель судебных слушаний, после допроса свидетелей, показания которых заполнили более пяти тысяч страниц, стороны были готовы выступить с заключительной речью. Но прежде судья Шук сделал заявление: психиатры представили окончательный отчет. Он распорядился, чтобы присяжным было позволено прочитать только краткую выдержку, разъяснявшую, как психиатры провели “всестороннее” обследование Римуса и “единогласно признали его вменяемым в момент совершения преступления”. Неадекватное поведение Римуса в зале суда их не убедило.

Невзирая на возражения Элстона, Тафту позволили допросить психиатров перед присяжными, тем самым значительная часть отчета попала в судебный протокол. Хотя Римус якобы должен был реагировать “психически неадекватно” на простое упоминание имен Франклина Доджа и Имоджен, доктора отметили, что, будучи произнесенными не менее сотни раз, оба имени не оказали никакого влияния на Римуса. В то время как действительно в некоторых случаях “лицо мистера Римуса краснело, движения ускорялись и в его замечаниях сквозил гнев”, и эти реакции вполне соответствовали обсуждаемым темам. Что же касается самого недавнего эпизода, то, по общему мнению врачей, это ни в коей мере “не связано с невменяемым состоянием”.

Пока звучали эти показания, Римус, ослепительно улыбаясь, смотрел на присяжных, многие улыбались ему в ответ. Он встал для перекрестного допроса доктора Бейбера, упиваясь абсурдностью ситуации: человек, вплоть до последнего времени заявлявший, что он сумасшедший, допрашивает специалиста по психическим болезням.

– Считается ли выстрел, убивающий человека, психическим отклонением? – спросил Римус.

– Это зависит от обстоятельств, – ответил психиатр. – Отклонение, проявляющееся в тот момент, может быть патологическим.

– Юлий Цезарь был сумасшедшим? – спросил Римус.

Тафт возразил, напомнив, что в Древнем Риме не существовало понятия “душевнобольной”.

Римус изменил вопрос:

– А Нерон был сумасшедшим, доктор? Разве это не исторический факт – когда Нерон сжег Рим, римляне восстали и объявили его сумасшедшим?

Доктор покачал головой:

– Я не помню ни одного из этих событий.

* * *

Стороны ушли на перерыв. Каждой стороне полагалось четыре часа на заключительное слово, но поскольку от времени дневной сессии осталось только два с половиной часа, судья Шук решил поделить между сторонами время: сначала будут говорить Тафт и Элстон, а Римус сможет обратиться к присяжным утром в понедельник.

Тафт говорил гладко и сдержанно, смягчая суровость своих слов:

– Есть только один способ обезопасить общество от таких людей, как Римус, – Римус должен умереть.

И если они не отправят Римуса на электрический стул, тот “вернется на улицы и убьет еще раз”.

Факты этого дела ясны. Римус хладнокровно убил свою жену утром 6 октября по единственной причине: Имоджен Римус слишком много знала о том, где был и что делал Джордж Римус. На слушаниях по разводу тем утром она намеревалась раскрыть размеры и местонахождение всех его активов, предоставив возможность федеральным властям наложить арест на его имущество и получить налоги.

– В итоге Джорджа Римуса ожидало разоблачение, и, дабы избежать его, он убил ее… заставил ее замолчать единственным известным ему способом.

После этого обвинитель заговорил о Франклине Додже, в настоящий момент изолированном в неизвестном отеле в Цинциннати в ожидании вызова в суд.

– Что ж, вот бедолага, – продолжал Тафт. – Он теперь самый знаменитый соответчик в Соединенных Штатах, а возможно, и во всем мире. Римус, этот искатель славы, определенно подфартил ему. А разве он не жаждет славы, этот Римус? Что может быть лучше истории про жену короля бутлегеров, связавшуюся с асом-расследователем?

Тафт вскинул руки, словно демонстрируя, что не может вообразить ничего подобного.

– Он не осмелился дать показания, – язвительно ухмыльнулся он, глядя на Римуса. – Он боялся того, как может обойтись с ним государство. О, он будет обращаться к вам. Возможно, будет грозить кулаком. А может, встанет на колени. Я знаю, он непременно расплачется. Но он не осмелился дать показания.

Тафт прошелся перед жюри, давая им время осмыслить его слова.

– У Джорджа Римуса огромное самомнение. Он долго не мог поверить, что у его жены хватит духу отказаться действовать по его указке. Но она взбунтовалась против его жестокости, не пожелала вести жизнь жены уголовника. Она хотела избавиться от всего этого… Римусу пришлось замкнуть ее уста. Он убил ее.

Тафт вернулся за свой стол. Настал черед Элстона. Его выступление было кратким, по сути являясь вступлением к речи Римуса, которая прозвучит в понедельник.

– Мистер Тафт немало рассказал вам о том, что сделал Римус и как миссис Римус в итоге была вынуждена бежать от него из-за той жизни, которую он вел. Но, дамы и господа присяжные, не забывайте, что когда Римус приехал в Цинциннати, чтобы стать бутлегером, его жена приехала вместе с ним и что она получала свою долю от доходов мужа.

Он помолчал, вглядываясь в глаза каждому из присяжных, и указал пальцем на своего клиента:

– Тут утверждали – и это доказано, – что подсудимый сказал жене, что последует за ней до Китая, если она не вернет то, что принадлежит ему. Что ж, дамы и господа, если Имоджен Римус поступила с Джорджем Римусом так, как она поступила, Китай – это еще недостаточно далеко.

* * *

За пределами зала суда округа Гамильтон, в Цинциннати и не только, люди, следившие за процессом Римуса, готовились к празднованию Рождества и Нового года. Ромола Римус купила миниатюрную елочку, которую нарядит и поставит рядом со столом отца в зале заседаний. Рут Римус поехала в Милуоки на похороны своего биологического отца, скончавшегося от третичного сифилиса.

Франклин Додж, заточенный в своем отеле, планировал уехать домой в Мичиган и выступил с заявлением для прессы. “Я получил повестку девятнадцать дней назад. Повестка была направлена защитой. Я не могу понять, почему, не раз высказываясь о моем поведении, они не вызвали меня? Они же знали, что я без колебаний скажу правду кому угодно, где угодно и когда угодно”.

Имея в виду Римуса, Виллебрандт лоббировала ужесточение сухого закона, настаивая, что “крупных бутлегеров” следует приговаривать