уже нечего таиться. Эржи — ее лучшая подруга, самая умная девочка на свете. Все она понимает, поняла даже стремление Жанетты стать артисткой, и хотя не дает клятвы, как Мари Жантиль, но бесспорно не выдаст ее тайны. А делаются артистки так: в газете появляется объявление. Известный американский артист и певец прошлым летом приезжал в Париж, во всех газетах были его портреты. Он напечатал объявление, и газета с этим объявлением случайно попала в руки к бабушке. Артист искал маленькую девочку для детской роли в новом фильме…

Жанетта поперхнулась и замолчала, трусливо избегая взгляда Эржи. И так все понятно по выражению лица Эржи… а все же нечестно хоть что-то утаить, раз уж начала рассказывать. Словом, в объявлении было сказано, что нужна девочка из пролетарской семьи с лицом, которое отражало бы голод и нищету…

— Ну и дела!

Ободренная этим взволнованным возгласом Эржи, Жанетта продолжала свой рассказ о случившемся в тот памятный летний день. Рассказала и о маминой копилке, и о бабушкином соломенном тюфяке, и о женщине, лежавшей в больнице св. Павла, рядом с мамой. Сделав это отступление, Жанетта повела повествование дальше: вот она шагает в Трепарвиле на станцию вместе с бабушкой, надевшей по такому случаю черную шляпку с белыми цветами вишен, некогда украшавшую голову графини Лафорг; вот она в Париже; вот и «Кларидж-отель», и нахальный мальчишка в униформе у входной вертящейся двери, и крикливый секретарь, и негр-танцор, и бледный, некрасивый мальчик, и его мать; вот Жанетту окружили корреспонденты, и наконец совершилось ее выступление…

— Он сказал мне: «Повернись!» — Жанетта, вскочив с дивана, быстро повернулась и непринужденно поклонилась Эржи, которая слушала ее, затаив дыхание. — Я и сама не знаю почему, но я просто возненавидела их! — Жанетта энергично жестикулировала, сверкая глазами. — Они спросили, умею ли я говорить по-английски. — Передразнивая актера, она проговорила покровительственным тоном: — «Знаешь по-английски хоть два слова?» — «Конечно, — отвечаю, — знаю!» Тут я вытянулась перед ним… Ами, гоу хоум! — разнесся в маленькой комнатке оглушительно звонкий возглас. — Ами, гоу хоум! — крикнула Жанетта еще раз и, опустив руки, замолчала, глядя в упор на Эржи. — Все остальное произошло в несколько секунд, — продолжала она, понизив голос. — Секретарь вытолкал нас в коридор. А на прощанье я тому противному мальчишке, в форме с золотыми пуговицами, тоже отплатила…

А потом они сидели с бабушкой в парке. Париж — красивый, просто чудо какой замечательный город, в парке бил фонтан… Но стояла страшная жара… Вот как все было. Не поругайся она тогда с киноактером, уже была бы теперь известной артисткой в Париже, а то и в Нью-Йорке, а сестра Анжела лопнула бы от злости.

Жанетта кончила, она села на диван. Но тут вдруг вскочила с места Эржи и опять повторила:

— Ну и дела! — Она весело рассмеялась и захлопала в ладоши. — Таких необыкновенных историй я еще никогда не слышала! — И, быстро наклонившись, Эржи легонько поцеловала Жанетту в щеку. — А твоя бабушка нехорошая…

Жанетта протестующе подняла руку и выпалила одним духом:

— Нет, нет! Ты даже не знаешь, какая она хорошая… Она же этого не понимает… Она ведь старушка… Откуда ей знать?

В комнате было темно, только за ажурной дверцей маленькой печурки еще светился бледный отсвет раскаленных углей. Жанетта подбросила немного кокса в топку, но света не включила. Девочки снова сели рядышком и приумолкли. Наконец заговорила Эржи:

— Что ж ты, глупышка, думаешь, что сразу же, как сыграла бы первую свою роль, так и стала бы великой артисткой?

— Ну конечно.

— Нет, для этого тоже нужно учиться. Если бы ты не сбила меня с толку, не твердила бы, что для твоей профессии не нужно много учиться, я бы сразу догадалась о твоей тайне. У нас артисты очень много учатся. Без ученья ничего не выйдет. В Высшее театральное училище у нас не принимают без аттестата зрелости.

— Откуда ты знаешь?

Эржи пожала плечами:

— Да это же всем известно. У нас в доме живет одна студентка из этого училища, на четвертом курсе учится.

— Да ведь я тогда буду старой… Семнадцать лет!

— После средней школы — семнадцать, а потом еще четыре года в театральном училище. Будешь изучать литературу, иностранные языки, историю. Будешь такой же студенткой, как и я.

Жанетта быстро считала: пять лет да еще четыре года. Страшно много! Упавшим голосом она спросила:

— Зачем так много учиться?

— Да ведь артист должен быть человеком образованным, культурным, полезным для людей. Надо, чтобы своей работой он помогал строить социализм, так же как… врач, как преподаватель или как твой отец в шахте.

И все-то Эржи знает! Но подумайте, сколько в Венгрии требуется от артиста! И Жанетта увидела перед собой танцора-негра, номер в отеле, стоявшие на столе и полу бутылки; потом нарисовала в воображении свой портрет: серьезная студентка с книжками и тетрадями под мышкой спешит в какую-то огромную аудиторию, где старый профессор с седой бородой читает лекцию…

— А моя знакомая студентка уже выступает в Национальном театре, — сказала Эржи. — И в кино уже снималась. Первокурсники тоже играют, только статистами — это чтобы они привыкали к сцене… Та студентка очень милая девушка, мы с нею часто беседуем. Мы ведь соседи, и по вечерам, когда она выводит свою собаку, я всегда провожаю ее. Отец у нее шофер, часто уезжает из города, а мать больная… По утрам дочь ходит на рынок, а вечером собаку прогуливает. Ну вот, значит можно выступать, не дожидаясь окончания училища, да и после окончания ты вовсе не будешь еще старой. Вот, наверно, тетя Вильма-то рада, что ты хочешь стать артисткой!

— Что ты! Она и не знает…

— Почему это?

Жанетта молча смотрела в одну точку. Сейчас ей и самой было непонятно, зачем она таила свою мечту от тети Вильмы. Все для нее было таким темным, словно тусклая поверхность болотца, затянутая зелеными пятнами ряски, а теперь вдруг все прояснилось и стало зеркально чистым, светлым озером. В самом деле, чего же