– Что за бедлам?! – гаркнула Паляндра.

– Приготовиться к битве!

– Привести форму одежды в порядок!

Черные и Белые старательно засуетились, но ни о каком порядке речи идти не могло. Солдаты неустановленной принадлежности с плащами в руках метались, сталкивались, лихорадочно пытались понять, где свои и кто чужие. Змей с Индриком приняли круговую оборону и рычали-шипели на любого, кто пытался снять ожерелье или седло.

«Миротворцы» со злорадством наблюдали, как Перун с Кощеем пытаются навести подобие порядка в нетрезвой толпе, но не вмешивались.

Закончилось тем, чем должно было закончиться. Перун и Паляндра, тяжело дыша, оказались возле одного из котлов, каждому из них кто-то из домовых с таинственным шепотом «Заначка!» сунул стакан, они отхлебнули…

* * *

Это было удивительное зрелище: Перун, дремлющий на коленях у Кощея. Черные и Белые большей частью тоже похрапывали в стороне. Те, кто еще бодрствовал, старались держаться подальше от предводителей. Антохе тоже пришлось собраться с духом, чтобы подойти к Паляндре.

– Удивлен? – усмехнулась она и подмигнула.

Видимо, подмигивание задумывалось как игривое, но получилось грустным.

– Вообще-то да, – ответил Антон, присаживаясь напротив. – Вы… ты же его не любишь!

– Как раз наоборот, – Паляндра провела по золотым волосам Перуна с трогательной нежностью. – И я его… И он меня… Когда-то мы очень сильно друг друга любили. Да и сейчас, наверное…

Лицо у Антона стало таким озадаченным, что Кощей рассмеялась (пожалуй, слишком громко).

– Вот так, мой дорогой Волхв! Кто кого любит, тот того и чубит!

– Я все равно не понимаю! – Лёля, которая прислушивалась к разговору, не выдержала и села рядом с Антоном. – Если любите, почему не помиритесь?

– Любовь – одно, а власть – совсем другое…

И Паляндра вдруг расплакалась, тихо и так по-девчачьи, что Антон и Лёля окончательно растерялись.

– Думаешь, легко быть богом? – проговорила Кощей сквозь слезы. – Думаешь легко знать, как лучше, и смотреть, как люди сами себя гробят? Он ведь не всегда был такой, он был милый и добрый. Мне легче – от меня давно не ждут ничего хорошего, а от Перуна ждут. А когда он злится, ему вслед летят проклятья, а он же просто хочет как лучше. Раньше его слушались, а теперь ни в грош не ставят, вот и стал он таким… со временем…

Паляндра остановилась, извлекла из нагрудного кармана изящный платок черного шелка и высморкалась.

– А почему? – со слезами на глазах спросила Лёля.

– Потому что когда-то люди работали и просили за свою работу хороший урожай. И было так легко и просто выполнить это желание. А чем дальше, тем запутаннее все стало. Люди стали просить не «чтоб урожай был хороший», а чтоб «лучше, чем у соседа». Ну и что делать? Особенно если сосед просит, чтоб у всех остальных все вообще сгорело…

– Зачем? – изумился Антон.

– А я знаю? – спросила Паляндра.

– И что, – прошептала Лёля, – теперь ничего нельзя поделать?

– Наверное, можно. Изменятся люди – изменятся и боги…

Перун заворчал, сел и медленно открыл глаза.

– Устроили тут разговорчики, – пробурчал он. – Всё, передышка кончилась. Бери, Кощеище, своих, и валите к себе в дуб, пока я добрый…

Паляндра, на удивление, не стала спорить, свистнула, подняв свое войско, но напоследок оглянулась.

– Детей уведи отсюда, – попросила она.

– Уведу, уведу… – проворчал Перун и громыхнул: – Пошли вон!

– Но… – сказал Антоха.

– Уходите, поверьте, так надо, – перебила его Паляндра.

– Что ты опять их жалеешь? Всех ты жалеешь! А когда они уже сами научатся думать? – заорал Перун.

– Они же еще дети, – прошептала Паляндра.

– Уходите… – тихо сказал Перун и в упор посмотрел на Антона и его друзей.

Они выдержали его взгляд. И неожиданно Верховный славянский бог смягчился.

– Я не буду вам подсказывать, но если б вы знали, как я хочу, чтоб вы справились… Потому что тогда у нас у всех будет надежда… Что стоите? – вдруг рявкнул он. – Пошли вон!..

Они побежали в школу и из окна наблюдали за тем, как сначала черный вихрь взметнулся и исчез в одном молодом дубе, а потом и белый вихрь собрался, построился, и как только его кончик исчез из старого дуба…

…В первые пару секунд никто ничего не понял. Толчок в грудь, потом посыпались осколки… Антон тряхнул головой и только тогда сообразил, что уши заложило от очень громкого звука.

Антоха, как в замедленной съемке, видел, как громада дуба за окном, медленно оседая, начала падать вниз, добивая стекла, случайно не выбитые раньше.

– Уходим! – крикнул Антон и отскочил к стене, – никто не ранен?

– Нет, – ответил нестройный хор голосов.

– Что случилось? – спросила Маша.

– Дуб рухнул, – ответил Антон.

Откуда-то издалека послышалась истошная трель милицейского свистка.

– Домовые свистят? – испуганно спросил Севка.

– Они ж свиста не выносят! – вспомнил Мишка.

С первого этажа раздался топот ног и вполне человеческий вопль:

– Алло! Милиция? МЧС? У нас теракт в школе! Срочно! Взрыв!

Все в ступоре уставились друг на друга.

– 18 часов 36 минут, – дрогнувшим голосом сообщил Севка, глядя на мобильник.

– А? – спросил Антон, еще не сообразив, что случилось.

– Время пошло! – шепотом сказала Маша.

– Мы вернулись? – удивилась Лёля.

– Люба! – выкрикнул Мишка.

– В бассейн! – скомандовал Антон и уже на бегу добавил: – Только тихо, если сейчас приедет МЧС…

Пригибаясь, тихонько оббегая выбитые стекла, гимназисты практически бесшумно неслись к бассейну. У двери притормозили.

– Мальчишки, не ходите на всякий случай, – задыхаясь, сказала Лёля, – давайте я.

Она забежала внутрь, изо всех сил надеясь, что Люба, живая и здоровая, выйдет к ней из воды.

Но Люба никуда выходить не собиралась. Она была абсолютно жива, совершенно здорова, и игриво носилась по поверхности воды, весело гоняя волны хвостом.

У Лёли замерло сердце.

– Люба, – тихо позвала она, – Любочка, что же нам с тобой делать…

Люба остановилась, откинула волосы и сделала кульбит, словно молодой дельфин.

– Здорово, правда? – радостно сообщила она.

– Что же делать? – еще раз беспомощно спросила Лёля.