Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Великий князь, хорошо ты сказал! – Глаза митрополита заблестели. – Вера наша истинна, и мы с ней преодолеем все, что Бог нам пошлет. – Голос у Филиппа окреп, когда он произносил эти слова. – Готовь встречу, великий князь. От нас выступит книжник и богомолец Никита Попович.
– Выбор твой, владыка, одобряю. О нем я много наслышан. Заткнем поганые глотки тех, кто о нас говорит всякую ересь. Пускай знают в Европе, что не дика наша Русь, не боится ни с кем встречаться. Готовы даже дружить. Наши купцы пускай ездят в Европу, а оттуда мы ждем их торговцев.
– Но на веру нашу чтоб не покушались и впредь! – добавил Филипп.
Вскоре встреча состоялась. Она проходила в большой комнате – раньше это была гридница, теперь стала называться залой. Это название принесла Софья. В центре залы – небольшой стол с тремя стульями, два напротив друг друга. Третье между ними. Вдоль стен установлены кресла. У дальней стены три кресла: для государя, государыни и митрополита. Потом их кресла пододвинули поближе к центру. У стен сидела княжеская родня, князья, бояре. Ближе к выходу – кое-кто из дьяков. Был даже мастеровой люд.
В дверях появился Никита Попович, среднего роста, суховатый. Взгляд серых глаз умный и твердый. Одет в серый кафтан, черные порты заправлены в мягкие катанки. За ним появился легат в красной сутане, красной шапочке и красных перчатках. Натянуто улыбаясь, он с внутренней тревогой смотрел на присутствующих, заметив и боярина – обидчика. Легату показалось, что тот ему ехидно подмигнул.
Никита и легат сели друг против друга. Фрязин сидел сбоку, между ними. Он выступал как переводчик. На стол поставили кувшин венецианской работы с терновым морсом. За ними в кресла сели два архиепископа и брат Фрязина. Они выполняли роль судей, которые должны определить победителя. Каждый из архиепископов помолился перед иконой и заявил:
– Пусть меня покарает Господь, если я буду решать неправедно.
Эти слова Фрязин перевел легату, тот улыбнулся. Все восприняли его улыбку как уверенность в справедливости этих судей. Дал эту клятву и брат Фрязина на итальянском. Его слова были переведены на русский.
Когда все сели, вошли государь, государыня и митрополит. Многие ожидали, что рядом с Иваном Васильевичем будет сидеть его мать. Но села жена – независимая, уверенная. В центре сел государь, по правую руку – митрополит, по левую – Софья.
Начал митрополит. Глядя на легата, он спросил:
– Что есть Бог?
Фрязин перевел. Губы легата скривились. Он не ожидал такого детского вопроса.
– Бог, – начал легат, – высшее существо, сотворившее мир и им правящий. – Сказав, он победно откинулся на спинку стула.
Митрополит обратил взгляд на Никиту. Тот заявил:
– Бог – высшая сущность. Бог есть Святая Троица. Единый Бог по природе, но в Единой Сущности три ипостаси: Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой. Бог есть Чистейший, Всесовершеннейший Дух, выше которого ничего нет и быть не может. Святая Троица сотворила мир, дала ему устройство, управляет им, определила судьбы всего человечества. Положение о Святой Троице закреплено на Первом и Втором Вселенских соборах. – Сказав, Никита вытянул перед собой руки.
Митрополит посмотрел на судей. Те подняли три серые палочки. Посмотрел туда и легат. Увидев решение судей, слегка побледнел. Он сам себе признался, что как-то выпало из его сознания упоминание о Святой Троице. А о Первом и Втором Вселенских соборах он вообще не счел нужным упоминать. Иван Васильевич скосил глаза на Софью. Лицо ее пока ничего не выражало.
Митрополит взглянул на Никиту. Повернув голову к легату, он спросил:
– Моисей, пасший овец, однажды привел стадо к горе Божией Хориву. Кто там к нему явился и что сказал?
Лицо легата вытянулось. Он понимал, что речь идет о Боге. Но в каком порядке это случилось, не то забыл, не то не знал. И начал плести:
– Явился Господь…
Никита, как и все, терпеливо ждал. Сухое, желтоватое лицо легата начало краснеть от напряжения. Он что-то мычал, но ничего вразумительного сказать не смог. Никита посмотрел на Фрязина. Тот пожал плечами. Тогда Никита перевел взгляд на митрополита. Филипп посмотрел на судей. Те вновь достали серые палочки.
Настала очередь легата задать вопрос:
– С чем Аарон должен был входить во святилище?
Никита улыбнулся:
– Аарон во святилище должен был входить с тельцом в жертву за грехи и с овном во всесожжение. – Сказав, добавил: – Ветхий Завет, глава шестнадцатая, пункт третий.
Лицо легата посерело. Он понял, что потерпел полное поражение. На все дальнейшие Никитины вопросы отвечал неуверенно, неточно, а порой просто придумывал ответы. А вот Никита показал не только ясность ума, но и знания. Видя, что задавать вопросы легату больше не было смысла, государь поднялся и грубовато спросил:
– Ты зачем сюда явился?
Легат залепетал:
– Я не взял с собой книги.
– Кто те мешал? Ты знал, зачем едешь?
Тот угрюмо кивнул головой.
– А ты еще хотел, чтобы мы, – он поглядел на митрополита, – подписали тебе Флорентийскую унию. Хотел? – Тон государя был требовательным.
Тот сознался.
– Так вот, передай папе: мы, православные, берегли, бережем и будем беречь свою веру. Ступай! – Сказав эти слова, государь поцеловал руку митрополита и, с грохотом отодвинув кресло, подошел к Никите, обнял его и чмокнул в щеку. Всем поклонился и пошел к себе.
После ухода Ивана Васильевича Софья при всех направилась к легату.
– Будешь в Риме, передай кардиналу Виссариону, что я все сделала, о чем он просил. Ты – свидетель: встреча была, разговор об унии был. Моей вины нет. Это виноваты они, – на этом слове она сделала ударение, – что не получили, чего хотели. Желаю счастливого пути!
Разговор шел на итальянском. Сказав, она ушла, даже не оглянувшись. Все вышли. Фрязин и легат остались вдвоем.
– Пошли, друг мой, – сказал Фрязин. – Русь – страна порой непредсказуемая. Так что посоветуй папе оставить ее в покое!
– Да, я вижу… Признаться, не думал, что она… они так преданы своей вере и сильны в знаниях… – Ничего другого он сказать не мог.
– Да, – поддержал его Фрязин и скорее, чтобы успокоить, продолжил: – Но им здесь еще трудиться и трудиться надо, чтобы сравняться с Европой.
– Меня это мало утешает, – ответил легат.
Глава 31
Красный диск солнца, предсказывающий предстоящий холодный день, повис над темной полосой далекого леса. А по заснеженному полю на снегоступах двигались, отворачивая лицо от пронзительного ветра, две фигуры. Впереди был явно подросток, лет двенадцати, одетый в