золотая цепь на шее дороже всего добра Сенинского. Мы, Елферьевы, сидеть дома не можем!

И так почти каждый день они пререкались. И вдруг среди ночи псы лай подняли, потом завизжали, словно родного встретили. Так и вышло. Вернулся Василий! Радость-то какая! Мать наглядеться не могла. Возмужал он, даже подрос, раздался в плечах. Богатырь! Вернулся не с пустыми руками. Добра привез много. Еле на пяти возах разместил. Сказал, что пару возов татарам пришлось отдать, чтобы все не отобрали. Егор гоголем заходил:

– Видишь, мать, какие мы, Елферьевы! А ты…

Долго Василий рассказывал про свой путь. Как в море чуть не утонул, как от пиратов отбивался, как товар подбирал. Венеция ему не понравилась:

– Дома каменные. На улицах вода. Леса нет. Хоромы, как наши, не построишь. А вот торговать с ними – дело другое. Только вот путь туда далек и опасен. Но все одно, я туда еще наведаюсь.

На что мать отвечала:

– Наведайся, наведайся, но опосля. А пока отдыхай и сил набирайся.

Василий отдыхал, покуда не прослышал, что на Рождество Христово будет кулачный бой. Узнав, что Василий, слава Богу, вернулся, молодые бойцы ринулись к купеческим хоромам. Злющие псы не давали войти во двор, тогда его стали поджидать на улице. Наконец дождались. От них-то Василий и узнал о предстоящем кулачном бое и решил подготовиться.

Куда делась появившаяся было ленца. Затемно вставал и бегал в гору. Говорил: «Жир надо сбросить, мешает он. Да и быстро выдыхаешься». До путешествия в Венецию, несмотря на молодость, он слыл одним из лучших бойцов. Богоявленская улица, когда там появился Василий, начала выигрывать. Но за время отсутствия вожака-вдохновителя другого бойца не нашлось, и она потеряла первенство.

И вот этот день настал. Его матушка от своей служанки услышала о готовящемся бое и стеной встала перед Василием:

– Не пущу! Куда ты собрался? Там-то во-о… – она подняла руку вверх, как раз на его рост, – какие мужики. А ты…

– Батяня, подсоби!

Батяня качает головой: нет, мол, не могу.

– Раз так, в окно полезу. Ногу сломаю, ты, матушка, будешь виновата, – заявил он, делая вид, что действительно хочет идти к окошку.

– Да пущай идет. Набьют ему морду, сам боле не захочет драться, – «подсобил» отец, легонько отстраняя матушку.

Выскочив на крыльцо, Василий перекрестился: «Слава те господи!» Выйдя на улицу, он был крайне удивлен тем, что его ожидала толпа друзей.

– А мы тут спорили: пойдешь ты аль нет? Большинство прокричало «нет».

Идя к месту сражения, Василий делал наставление:

– Держаться кучно, друг другу помогать.

– Ясно, Василь. Как ты-то? Давненько не бился, – спросил один из них.

– Вроде нормально.

Софья стала было отнекиваться, сказав, что это мордобой, варварский обычай.

Тут поднялся Иван Васильевич.

– Ты что, видела варваров? – Он встал перед ней.

– Зачэм эх выдэт? У мэна в кныг о ных писан, – ответила она.

– Тьфу твои кныгы, – передразнил он ее в сердцах. – Да там мужик мужиком становится! А кто туда не ходит, тому одна дорога – к бабе под подол.

Софья засмеялась и ответила:

– Ладно, ыду. Только смотри, Иван, наши крэсла должны быт выше. Так было у ымпыратор.

– Да знаю, – отмахнулся Иван Васильевич, – так и сделают.

Когда они появились, народ загудел. Он рад был видеть великого князя, говоря меж собой:

– От народа не отрывается!

На возвышении их ждали два кресла с высокими спинками. А рядом были кресла меньшей величины. Иван Васильевич выразительно посмотрел на Софью и понял, что она осталась довольна. Она села и взглянула вниз. С высоты обзор резко увеличивался, и Софья не поверила своим глазам. Народ занял все подступы, высокие берега. Даже на деревьях сидели люди, взрослые – пониже, а пацаны, как галки, заняли все мало-мальски подходящие сучья. К князю подошел дворский:

– Государь, как прикажешь начинать: боец вызывает бойца или пацаны вначале, затем все, или стенка на стенку?

Князь задумался. Справа сидела Софья, за спиной – его братья. Слева – боярин Юрий Захарьин, один из опытнейших бояр, считавшийся вторым человеком в думе. Это было место князя Патрикеева, но тот сильно заболел и не смог явиться.

– Юрий, – обратился князь к боярину, – ты слышал, что спросили у мня?

– Слышал, государь. Думаю, пускай кто-то вызовет соперника, – ответил боярин, поднимая воротник медвежьей шубы.

Морозец щипал за уши. А вообще погода была замечательная. На небе – ни облачка. Солнце освещало лед, который был такой чистоты, что под ним при усердии можно было увидеть рыбу. Казалось, и ветер, до этого свирепствовавший на Московии, притаился в ожидании боя.

Дворский громовым голосом объявил:

– Кто смел, выходи! Зови своего противника! В виски не бить, в руки ничего не брать, упавшего не бить! Все! Начинайте!

Все бойцы разделились на две группы. Одна группа – кремлевская, другая – Подол и Китай-город.

Вышел из кремлевской группы известный боец Григорий Телега. В одной рубахе, распахнутой на груди. Он, как петух, ходил перед своими, которые начали кричать:

– Что, Подол! Беги к бабе! Ха! Ха!

– Эй, слабаки, выходи!

– Да куда им! Им бы до проруби, портки постирать! Ха! Ха!

Подол заговорил:

– Василь, что стоишь!

– Иди покажи этому хвастуну!

Василий был в раздумье. Григория он знал. В другой раз он бы пошел, но тут опаска берет, все ж давненько не бился.

– Ну, давай, – понукали со всех сторон и почти насильно вытолкнули его в центр.

Григорий ухмыльнулся, даже крикнул:

– Что, купчина, струхнул? Это те не в лавке кричать: «Набегайте! Покупайте!»

Эти слова и гримаса оскорбили и обозлили Василия. Знал бы он, какая доля порой достается купцу, не орал бы так. И неведомая сила понесла его. «Пресвятая Богородица, поддержи!» – сказав про себя, он подошел к Григорию, глаза которого были полны презрения и насмешки. «Эх, подобью я те глаз!» – мелькнуло в голове. Кулак просвистел и попал прямо в глаз Григория. Тот от удара, которого не ожидал, даже покачнулся. И он, стиснув зубы, ринулся на Василия. На губе появилась кровь. В отместку Григорий получил удар в челюсть, аж голова затряслась. Азарт захватил толпу.

– Гришка, бей ему в морду!

– Васька, держись!

– Молодец, Васька!

– Гришка, – закричал и князь, – ты ж кремлевец!

Кричали князья, бояре. Закричала, даже не заметив, и Софья:

– Грыгорый, бэй эво, бэй! – и затопала ногами.

Василий стал наседать.

– Давай, Васька, давай!

– Держись, Гришка!

– Правой, бей правой!

Шум стоял такой, что вороны поднялись черной тучей и улетели далеко в лес. Потекла кровь из носа у Григория – получил прямой удар. Но устоял кремлевец, устоял. Даже попытался кичиться. Руки опустил, вроде