Это правда, должны были наблюдать, я поклясться в этом могу. И Проша поклянется, и Алексей, и Петр Иваныч, и Костя там, во Франции. Юрген опять же. Вот только серьезные ученые криптозоологам не верят. И смешно сказать, если до спора доходит, ссылаются на авторитетного специалиста, на ту самую статью, интервью с палеонтологом Хансом фон Визеном. Который столько пива на празднике выдул, что птеродактиля от подделки отличить не смог.

Понятно теперь, кто на Прошины платные лекции ходил и почему забыли про нас. И хорошо. Проше давно деятельность эта надоела, в лабораторию ходит, что-то там делает со своей физикой, а лекции – это так, для заработка. Ну а нам популярность и совсем ни к чему. Правда, Прохор не оставляет надежду собрать экспедицию по поискам нашей стоянки. А узнать ее он планировал каким-то новым прибором – по плексигласовым окнам, которые он в последний вечер закопал вместе с другим мусором под елкой, слева от «ланкастера».

Штурман сказал, что с удовольствием проверил бы готовность янтаря в швах иллюминаторов. Так что, собравшись вместе, мы теперь не чай пьем, а движение континентов и горообразование обсуждаем.

Посмеялся я над письмом. Сначала один, потом позвонил по сотовому Алешке и прочитал статью. Тот расхохотался:

– А-ха-ха, из чего изготовлен их помет?! Только из натуральных компонентов, – с томным придыханием дикторши из рекламы сказал он. – Слушай, самое смешное, что я скучаю по всем нам, дуракам, вместе с птеродактилями, с топорами этими, а казалось, что, как выберусь оттуда, видеть никого больше не смогу. И в небо хочу.

– Та же история, – усмехнулся я. – Ну, нет повода не собраться всем вместе. Да и Прохор все зовет к себе на дачу. Юргену я позвоню. Галюченко бы от родной Винницы оторвать. И Константина найти.

– Он появляется в «Одноклассниках». Там обитает один древний старикан из Твери. Оказывается, Костя в Твери перед войной поучиться успел. Трещат без умолку по два-три часа, как встретятся. Костя треплется про жизнь во Франции, а как поддаст, так то про «ланка-стер», то про стегозавровые яйца пытается сострить. А старикан не верит ему. Нет, что это и есть Костя, верит, но считает, что тот тоже внуков нянчит, а в Интернете прикалывается просто.

– Надо Юргена направить по его следу. Во Францию с моей ветки поезда не ходят, – сказал я. – Напишу ему, а ты поищи там поточнее координаты Кости.

– Ок…

Пошли короткие гудки. Я усмехнулся на это «ок» и тоже отбился, невесело уставившись в стену. Выходной, могу себе позволить и отдохнуть. На двух работах так намотаешься, что вечером остается «тильки спати», как говорил иногда Петр Иванович. Да и не тянуло меня никуда. Первый год мы с Алексеем все архивы ворошили. Про войну, про Победу, про своих искали информацию. Теперь так говорят – искать информацию.

Четыре года… Столько народу погибло, а если бы мы задание выполнили, все закончилось бы в сорок втором. Бабушка блокаду не пережила, мама умерла в шестьдесят третьем. Про Николая, младшего брата, ничего не нашел. Отец погиб в сорок первом, я и не знал. Да в таком водовороте много что поздно доходило, а то и не доходило никогда.

Вспомнилось, как во Франции, когда первые деньги заработали и в гостиницу перебрались, остались в номере. Надо было это, надо. Соорудили закуску, еще в обед купили водки. Накупили тогда много всего, хоть после птеродактилей даже самый простой хлеб был в радость. Все не по-нашему подписанное, чужое. Но сосиски жареные пахли вкусно, хлеб наломали кусками. Водку в супермаркете искали долго. Нашли, Костя и нашел, быстро у него общение налаживалось – смеется, объясняет что-то, а его понимают, с улыбкой отвечают. Мы бы сами еще долго бродили – вином все заставлено. Но не хотелось ни вин заморских, ни коньяков. Потому что помянуть собрались.

Я смотрел на своих и совсем не знал, что сказать. Может, оттого все запомнилось так отчетливо. Алешка грустно в центр стола уставился, Петр Иваныч сидел, уткнув подбородок в кулак, с кофейной чашкой в другой руке, Костя смотрел на меня как-то отчаянно, Прохор застыл, выпрямившись. Все свои, родные лица. Понимаешь, что они чувствуют то же, что и я. Радость и слезы рядом. Сколько погибло – мы уже прочитали. На дворе ведь стоял месяц май, когда мы вернулись от динозавров. День Победы праздновался недавно, и цифры эти страшные быстро попались на глаза. Не могли не попасться, мозг сам цеплялся за все русское – за похожее слово, послышавшееся в толпе, за русскую газету в дальнем углу журнальной стойки. В газете и прочитали. Долго потом молчали…

Все встали.

– Помянем, – сказал я. – Слава погибшим… слава победителям… светлая память.

Помолчали. Выпили. Я разлил по полной:

– За победу! Троекратное! – дальше, помню, и говорить не смог, дыхание перехватило. Да и что говорить, слезы у всех на глазах.

– За победу! Ура! Ура! Ура! – гаркнул экипаж, казалось, дрогнули стены.

Выпили. Сели, растерянно молчали. И горе, и радость рядом, и слов не найдешь сразу, что сказать. Не сговариваясь, полезли в коробки. Хлеб вкусный, белый, сначала накинулись на него, а потом захотелось того, черного, из эскадрильи.

– Наша победа, – сказал я, и больше ничего, ком в горле.

– Наша! – коротко откликнулся Алешка.

– Задавили гадов! – сказал Костя. – Эх… а мы…

– Радость какая, победа, – грустно, со слезами, улыбнулся Петр Иваныч, – только ведь своих никого. Может, и живые они были, а только никого не увижу. А может, какой племянник дожил?

– Война закончилась, – улыбался Прохор, всю водку он сразу не осилил и допил потом, принявшись лихорадочно ловить сосиску вилкой в банке.

– Да ты ее руками, руками, Прош, – посоветовал Петр Иваныч, смеясь.

Я разлил остатки водки. И сказал то, о чем думал много раз там, в меловом:

– Повезло мне свалиться в джунгли именно с вами. За вас!

Все загалдели, засмеялись, а я, перекрикивая их, добавил:

– Домой теперь надо, домой, из джунглей выбрались и домой доберемся!

– Доберемся! – ответили тогда вразнобой…

Вот добрались, живем, нормально живем, не жалуемся. Но не туда добрались и не там живем.

А тогда… мы, конечно, оказались в числе без вести пропавших. Уже после войны зачислены в боевые потери. Удивительно, но «ожить» нам удалось без труда. Журналисты помучили, конечно, однако Проша сказал, что будет писать книгу, что для книги лучше только немного рассказать, как мы попали в меловой период. Ну, мы потрепались для журналов фантастики, а потом замолчали. Пусть пишет, может, деньги большие заработает. Проше надо, ему жить негде. Да и мне негде, и Алексею, но я снимаю однушку на окраине, мне пока хватает.

Пока. Вот утрясется все самое срочное, и пойду на летные курсы. Никаких тебе рекомендаций и характеристик для аэроклуба, автобиографий. Возрастных барьеров нет. Пройду медкомиссию, а уж я-то ее пройду, заплачу, отучусь и получу хоть какую-нибудь бумажку, потом дальше двинусь. Не получится, так хоть в сельхозавиацию устроиться попытаюсь. А может, с Алешкой заработаем и на двоих самолет подержанный купим. Будем Прошу в экспедиции катать, туристов всяких. А может, и француз наш тоже присоединится…