– Появление американцев может означать, что и они тоже знают об операции «Бристольская дева».

– Просто они увидели германские кресты и устроили нам «ужиную охоту».

– А предчувствие подсказывает мне другое, оно подсказывает мне, что после войны америкашки начнут путаться у нас под ногами вместе с англичанами.

– Только этого нам не хватало. Американцы, «темнесы»… Дерьмо!

Главная ставка фюрера «Вольфшанце» располагалась недалеко от Растенбурга, в густом сосновом лесу, самим видом своим навевавшем на грустные размышления о бренности мира сего, и в дичайшем захолустье, которое только можно было себе представить.

Почему фюрер избрал для своей ставки именно эту мрачную, удручающе действующую на психику местность – этого Роммель понять не мог. Как не мог он понять и того, почему фюрер так много времени проводит здесь, теперь уже под боком у русских, почти за шестьсот километров от Берлина.

«А ведь похоже, что этот негодяй боится теперь своих германцев больше, нежели русских, – констатировал про себя фельдмаршал, когда машина, присланная на Растенбургский аэродром генералом Йодлем, начала погружаться в чащобу мрачного бора. – В центре Германии множество прекрасных мест, со здоровым климатом, хорошими дорогами и куда более близких к Берлину и Мюнхену. Но похоже, что он уже возненавидел Германию так же, как Германия, мыслящая Германия, – поправил себя Роммель, – начинает ненавидеть его».

Великий воитель пустыни знал, что, начиная с осени 1942 года, с того времени, когда началась завершающая фаза операции русских под Сталинградом, Гитлер почти безвыездно живет здесь, в «Вольфшанце», до предела ограничив круг людей, которые имеют доступ к самой ставке, а тем более – к нему.

Как бывший начальник личной охраны Гитлера, фельдмаршал Роммель прекрасно знал характер, способ мышления и повадки этого волка-одиночки. И давно утвердился в мысли, что такой человек не может, не должен возглавлять государство. Да, на каком-то этапе становления рейха он сыграл свою роль, но теперь уже совершенно ясно, что к власти должен прийти человек иного склада характера, иного способа мышления; человек, умеющий смотреть правде в глаза и реально оценивать складывающуюся ситуацию. Потому что фюрер, похоже, на это уже не способен.

Роммель пока что не афишировал своих взглядов, поэтому мало кто догадывался, что в своем восприятии фюрера он, как и многие другие офицеры и генералы, прошел путь от восхищения им и безоглядной преданности до почти полного невосприятия этого человека как личности, полководца, государственного деятеля. Особенно обострилось это невосприятие после того, как, осуществляя свою операцию «Уран», русские в ноябре 1942 года прорвали кольцо осады Сталинграда на участке 3-й Румынской армии, а затем сомкнули кольцо вокруг группировки Паулюса.

Если бы тогда фюрер позволил Паулюсу пойти на прорыв, поддержав его группировкой Манштейна и ударами авиации, а также наладил эвакуацию окруженных по воздуху, многие из тех 330 тысяч солдат, которые затем погибли или попали в плен, могли быть спасены.

Но в ответ на все просьбы Паулюса предоставить ему свободу действий Гитлер требовал от него во что бы то ни стало взять Сталинград, что было чистым безумием. На том же основании Гитлер запретил Паулюсу капитулировать. А когда уже даже не дни, а часы группировки были сочтены, фюрер оповестил Германию «Сводкой Верховного командования» собственного сочинения, в которой утверждалось, что германские войска «вгрызлись в Сталинград» и по-прежнему удерживают город.

Роммель потому так болезненно и воспринимал крах войск фельдмаршала Паулюса, что точно так же фюрер поступает сейчас и с его собственной группировкой. Он прекрасно понимал, что его группу армий «Африка» ждет такая же судьба, какая совсем недавно, 31 января, постигла и сталинградскую группировку.

Преодолев три поста, уже на первом из которых пришлось расстаться со своим личным оружием, Роммель наконец предстал перед «зоной безопасности № 1», за оградой которой находился бункер фюрера. Фельдмаршал знал, что какое-то время Гитлер обитал в одном из деревянных коттеджей, однако после Сталинградской катастрофы, опасаясь налетов авиации, он перебрался в огромный бетонный бункер, где занимал три небольшие комнатки, одна из которых была превращена в служебный кабинет.

– Это хорошо, что вы прибыли, Роммель, – встретил его начальник личного штаба фюрера генерал Йодль. – Гитлер уже спрашивал о вас. Фюрер глубоко переживает по поводу положения дел в Африке, которое очень напоминает ему ситуацию, существовавшую до конца января под Сталинградом.

Роммелю знакомо было это выражение Йодля: «Фюрер глубоко переживает» – которое всегда обозначало одно и то же: «Фюрер крайне недоволен…»

– А как вы считаете, генерал, после Сталинграда фюрер сделал надлежащие выводы, чтобы не допустить такого же разгрома в Африке? Разве начальник Генштаба сухопутных войск Гальдер не предупреждал фюрера, что армия не в состоянии наносить сразу два удара на юге России: в направлении Сталинграда и в направлении Кавказа? При этом Гальдер благоразумно предлагал сосредоточить все силы на Сталинградском направлении, а после взятия этого города выработать новый план наступления. И чем это кончилось? Тем, что фюрер отстранил Гальдера от должности и пришел в такую ярость, что все побаивались, как бы для бывшего начальника Генштаба дело не кончилось разжалованием и трибуналом.

Они встретились взглядами. Йодль молчал. Роммель понимал, что генерал согласен с ним и поддерживает его, но «штабная молва» уже донесла до «африканца», что отношения между Гитлером и Йодлем накалились до предела. Фюрер отправил его с инспекционной поездкой на Кавказ, дав задание выяснить, почему войска развивают наступление в сторону Грозного, к залежам нефти.

Реальное положение дел на этом фронте настолько поразило начштаба, что, несмотря на всю свою прирожденную осторожность, он решился обрисовать фюреру реальную картину того, что в действительности происходит у подножия Большого Кавказского хребта.

Непонятно, что ожидал услышать от него фюрер и ради чего он посылал своего начштаба на фронт, но, выслушав доклад Йодля, Гитлер пришел в такую неуемную ярость, что выставил его из своего кабинета, а вскоре объявил, что намерен отстранить от занимаемой должности. И, наверное, отстранил бы, но, как оказалось, на место Йодля он метил назначить… фельдмаршала Паулюса!

Но так уж случилось, что Паулюс сдался русским за двое суток до своего нового назначения; утверждают, что на столе Гитлера уже якобы лежал соответствующий приказ. Правда, одного никто не мог понять: каким образом фюрер собирался доставить Паулюса из какого-то холодного сталинградского подвала, где размещался к тому времени его штаб, в свою ставку «Вольфшанце».

Капитуляция Паулюса настолько выбила Гитлера из привычной штабной колеи, что на какое-то время он попросту забыл об идее отстранения Йодля. А теперь то ли смирился с его присутствием в ставке, то ли, впадая в маниакальную подозрительность, никак не мог подыскать ему достойной замены.