– Эти шаги! – внезапно раздался в тишине голос Мэтта. – Эти прекрасные шаги! Единственные женские шаги, которые я знаю. Когда у меня были глаза, я не слушал. Если бы сейчас сюда пришла моя жена, я не смог бы отличить ее шаги от других.

– Нет, Мэтт, мои шаги – не единственные, которые вы знаете. Есть и другие, – сказала сестра Лэнгтри и, подойдя к Мэтту, остановилась около него и положила руки ему на плечи.

Он закрыл глаза и слегка прислонился к ней, очень осторожно, чтобы не обидеть.

– А именно, – продолжала сестра Лэнгтри, – по меньшей мере раз в неделю вы имеете возможность слышать шаги старшей сестры.

– О да! – воскликнул он, улыбаясь. – Но только, сестренка, старшая топочет, как ЧВПУ. У нее шаги не как у женщины.

ЧВПУ? – озадаченно переспросила она.

– Чрезвычайно высоко продвинутый унтер, – объяснил он.

Она громко рассмеялась, хватая его за плечи, как будто это была ее собственная шутка, рассмеялась искренне, совершенно забыв обо всем.

– Ой, Мэтт, более подходящего описания не придумаешь! – наконец смогла выговорить она. – Вот подожди, я скажу Салли. Она полюбит вас на всю жизнь!

– Сестренка, сестренка! Это ведь хорошая новость, правда? – позвал Наггет с кровати, бросив Беста и Тейлора. – Я поеду домой и скоро увижу маму!

– Ну конечно, это замечательная новость, Наггет.

Нейл продолжал стоять, отвернувшись. Сестра Лэнгтри наклонилась, чтобы получше рассмотреть набросок кистей рук Мэтта, затем выпрямилась и, отодвинувшись в сторону, отпустила его плечи. Наконец ей удалось взглянуть на Майкла, рука которого все еще касалась плеча Бенедикта, как будто он передразнивал ее жест, сделанный Мэтту. Глаза их встретились, оба были защищены от боли, оба непреклонны в своих целях. Они смотрели друг на друга как чужие, вежливо, но без какой-либо личной заинтересованности.

Сестра Лэнгтри повернулась и ушла в палату.

Нейл появился очень скоро, закрывая дверь с таким выражением, словно не прочь был бы повесить с обратной стороны табличку с надписью «Просьба не беспокоить». Увидев ее опухшие глаза, он угрюмо всмотрелся в нее.

– Вы плакали.

– Водопад пролила, – с готовностью призналась она. – Я из себя такую дуру изобразила прямо посреди сестринской, между прочим, и не в одиночку, заметьте. Прямо на публике. Думаю, это просто замедленная реакция на все последние события. Юная сестрица из Вуп-Вупа – помните, дочка управляющего банком – вошла в самый неподходящий момент и стала обвинять меня, что это, мол, я извела Льюса. Тогда моя подруга, сестра Салли Доукин из отделения «Ди», очень сильно рассердилась, они повздорили, и я залилась потоками слез. Смешно, правда?

– Это на самом деле было так?

– Разве похоже, что я могла сочинить подобную историю? – В ее голосе послышались прежние нотки спокойствия и уверенности в себе.

– И теперь вы лучше себя почувствовали? – спросил он, протянув ей сигареты.

Она слегка улыбнулась.

– В глубине души, да. Но на поверхности, пожалуй, наоборот. Ощущение самое отвратительное. Как мышь, которую сцапала кошка. Пружинка раскрутилась.

– Смешанная метафора, я бы сказал, – мягко произнес он.

Сестра Лэнгтри немного подумала.

– Допустим, все зависит от того, что именно сцапала кошка. Может быть, это была механическая мышь. Я вообще ощущаю себя механической.

Нейл вздохнул.

– Что ж, сестренка! Пусть будет, как есть. Оставляю этот предмет и вас в покое.

– Благодарю вас, я высоко ценю вашу тактичность, – сказала она.

– Через неделю конец, – продолжил он разговор.

– Да. Думаю, они попытаются отправить всех нас до начала дождей.

– Возвращаетесь в Австралию – я имею в виду после увольнения?

– Да.

– Могу я спросить, что вы собираетесь делать?

Несмотря на то что лицо ее все еще носило на себе последствия слез, выглядела она крайне отчужденной.

– Я собираюсь работать сестрой в «Каллан-парке». Вы из Мельбурна и, вероятно, не знаете, что «Каллан-парк» – это большая психиатрическая лечебница в Сиднее.

Он был шокирован, но потом увидел, что она действительно имеет это в виду.

– Господи, какая бессмысленная трата времени и сил!

– Ничего подобного, – решительно возразила она. – Это полезная и нужная работа. Видите ли, мне очень повезло. Моя семья достаточно состоятельна, чтобы, когда я состарюсь и не смогу больше работать, мне не пришлось протягивать руку за куском хлеба. Так что я могу делать со своей жизнью все, что мне заблагорассудится. – Она подняла покрасневшие веки, из-под которых на него глянули спокойные, холодноватые глаза. – А вы? Что собираетесь делать вы, Нейл?

Вот и все, стало быть. Нейл Паркинсон, исчезни. Ее голос, ее взгляд, все в ней говорило, что он не будет желанным гостем в ее послевоенной жизни.

– О, я вернусь в Мельбурн, – беззаботно проговорил он. – Что бы мне, конечно, хотелось сделать больше всего, так это уехать на греческий Пелопоннес – у меня там небольшой домик около Пилоса. Но мои родители, и в особенности отец, они не молодеют, как, впрочем, и я сам. Так что, думаю, меня ждет Мельбурн, а не Греция. Кроме того, Греция для меня означает живопись, а я всего лишь умелый ремесленник и больше ничего. Странно, как мне раньше было больно, когда я это понял. Но теперь уже нет. Так что это второстепенное соображение. За шесть лет войны я многое узнал, а отделение «Икс» блестяще завершило мое образование. Я пересмотрел свою систему ценностей и приоритетов в жизни и понял, что могу быть реальной опорой старику – моему отцу. И если мне предстоит идти по его стопам, то сейчас стоит заняться изучением семейного бизнеса.

– Вы будете очень заняты.

– Да. – Нейл поднялся. – Вы разрешите? Поскольку мы уезжаем уже совсем скоро, мне пора начать собираться.

Она смотрела, как закрывается за ним дверь, а потом вздохнула. Самое меньшее, что сделал Майкл, это показал ей, как велика разница между привязанностью и любовью. Она с нежностью относилась к Нейлу, но любви тут не было. Решительный, надежный, честный человек, к тому же хорошо воспитан и образован, Нейл был готов принять все, что она предложит. Прекрасная партия. Да и внешне он красив. Украшен, так сказать, всеми социальными добродетелями. Предпочесть ему Майкла было верхом неразумности. Но она-то превыше всего ценила именно самодостаточность Майкла и то, что никто не смог бы заставить его свернуть с избранного пути. Возможно, он и был загадкой, но тот факт, что она ничего о нем не знала, не мешал ей любить его. Она любила его силу. И не любила готовность Нейла подчинить свои желания в угоду ей.

Как странно, что Нейл кажется сейчас таким здоровым и окрепшим, ведь он не мог не понять, что там, в мирной жизни, их отношения не будут иметь продолжения. И в то же время это большое облегчение для нее, что он не расстроен и не чувствует себя отвергнутым. Она поняла, что причиняет ему боль, еще тогда, после случая на кухне, но с тех пор столько всего произошло, что ей было не до чувств Нейла. А сейчас как раз время начать мучиться виной перед ним. Но кажется, это уже не нужно. Он снова дал ей понять сегодня, что любит ее, но ни горечи, ни обиды в нем не чувствовалось вовсе. И это огромное облегчение! Ее горе нашло наконец выход, а теперь еще оказалось, что Нейл не пострадал из-за нее, – право же, сегодня самый лучший день за долгое-долгое время.