– Откуда ты знаешь, кем я хочу казаться? – бросил через плечо Бэйл, но шаг замедлил, а потом и вовсе остановился.

Себастьян нагнал его:

– Подожди! Мы вместе прошли сквозь страшную опасность. Мне кажется, что это налагает какие-то обязательства. Даже несмотря на то, что ты предлагал бросить наших людей там, в эльмовой горе.

Ариолан Бэйл криво усмехнулся:

– Если ты хочешь втереться ко мне в доверие, то выбрал не лучший способ. Зачем напоминать мне о моем позоре?

– Извини… Я хотел поговорить про серых жерланов.

– Капитану Бреннану, директору нашего учебного учреждения, известно про них куда больше моего!

– Я понимаю. Я хотел спросить вот что, тогда, в ночном лагере у Тертейского моста, в шатре…

– Отлично помню.

– Ты и в тот момент уже знал, что серые жерланы – это суррикены, колоссальным образом уменьшенные копии Столпов Мелькуинна?

– Вот ты о чем. Да, знал.

– Ты умеешь приказывать серым жерланам. Ты можешь при помощи их проделывать разные фокусы. На пятачке земли, ограниченном столбиками серых жерланов, ты заставлял идти снег. Ты раскручивал маховик превращения гусеницы в бабочку в обратную сторону, причем со страшной быстротой. Когда ты делал это над маленькими серыми, тебе приходило в голову, что можно сделать, обладай ты властью над большими?

Лицо Ариолана Бэйла выразило тревогу. Он почему-то сел на корточки и, подперев кулаком подбородок, произнес:

– Конечно, думать опасно. Об этом, правда, даже думать опасно. Ну вот сам смотри.

Ариолан Бэйл вытащил из кармана маленький кожаный футляр, набитый меловыми камешками. Их использовали для письма на учебных досках. Он высыпал целую их горсть на палубу и, взяв один, энергичными движениями начертил что-то похожее на массивный силуэт диковинной хищной птицы с нахохленной головой, приподнятыми крыльями и длинным раздвоенным хвостом. С птицы слетали пух, перья и кружились в воздухе. Более всего перьев и особенно пуха (Бэйл интенсивно наставил маленьких белых точек) было вдоль выпуклой линии брюшка и около головы.

– Это карта архипелага, на котором стоит наша вольная держава, – отрывисто сообщил Ариолан Бэйл. – Вот здесь, – ткнул он в грудь пернатого хищника, – находится Сеймор. Вот здесь, – указал на маленькую голову и клюв, – Северный Альгам.

– А что на кончике клюва? – проникшись этим сходством, спросил Себастьян.

– Клю… Ах да. Ты сразу точно подметил. Страна действительно похожа на птицу, которая хочет взлететь. На кончике клюва – гора Сухотл, которую ныне называют горой Ужаса. Впрочем, это не имеет отношения к делу, – поправился он. – Вот этот пух и перья, пользуясь твоими птичьими аналогиями – это острова Аспиликуэта. А это, – он прочертил волнистую линию вдоль корпуса птицы, почти параллельно ее переднему контуру, и резко полоснул мелом к своим ногам, – наш примерный маршрут. Мы прошли несколько сотен лиг почти параллельно кесаврийскому побережью на расстоянии пятидесяти – семидесяти лиг от материка. И только сейчас начинаем отворачивать на юг и углубляться в океан… И вот теперь о главном. Смотри.

Он стал разбрасывать меловые камешки. Сначала казалось, что он делает это беспорядочно и в этом действии нет никакой системы. Впрочем, было несложно обнаружить, что они выстроены в цепочку примерно на одинаковом расстоянии друг от друга и не удаляются далеко от береговой линии.

Цепь охватывала весь колоссальный массив кесаврийского материка. И замыкалась.

Себастьян сосчитал камни. Их было семнадцать.

– Возможно, их больше, – кивнул мастер Бэйл. – Я сказал только о тех, что известны наиболее посвященным. Как ты, наверно, уже понял, каждый камешек на этой карте обозначает Столп Мелькуинна. Гору чужой материи, в которой еще дремлет чудовищная жизнь. Карта с обозначением Столпов, которую я тебе нарисовал, издавна известна как «Птица Фаска».

– Фаска?

– Фаск Аутанам, великий ученый и путешественник, единственный, кому несколько веков назад удалось получить образец плоти старых Столпов. Из этого образца и вырастили серые жерланы и поставили их на какую-никакую, но службу нашему познанию мира. С тех пор умение обращаться с серыми – последняя ступень обучения в Школе Пятого окна. Мало кому это дается.

– Тебе удалось.

– Это да. Но каждый раз, когда мне удается заставить эти серые столбики материализовать мою волю, облечь плотью мой приказ…

– Что? Что?

– Я испытываю ужас. Беспричинный, глубинный. Первородный. Ужас дикаря перед громом, суеверного рыбака перед пучиной. Я ругаю себя за этот страх: все-таки я человек умный и обученный. Смелый, чего уж там… И все равно – никуда не деться.

– То есть… – медленно начал Себастьян, – если Столпы Мелькуинна сделают то, что ты делал на пятачке земли в шатре, в размерах целого материка… Это что же произойдет? Все что угодно? Может измениться климат, горы обрушатся, реки обратятся вспять, да что реки – сам ток жизни в наших телах…

– Ток жизни? Недурно… Это называется обмен веществ, – подсказал мастер Ариолан Бэйл. – По предположениям того же Фаска Аутанама, которые разделяют наши мудрейшие ученые-ланзааты, – среди них и покойный Астуан Пятый, и старший Бреннан, да, больные и старые Столпы Мелькуинна могут влиять на мир не только снаружи, но и внутри нас.

– Подожди! – крикнул Себастьян. – Те, из Северного Альгама, говорили, что чудовища, в которых превращались их родственники и односельчане… Эх! А в наших краях… следы…

– Довольно! – остановил его лучший студент Школы Пятого окна. – Я этого не говорил.

– А как же орден Рамоникейя? Ведь наши люди считают, что это именно они, кемметери, Предрассветные братья – источники их бедствий?

– Не кричи. И не делай слишком поспешных выводов. Вот именно потому, что ты хватаешься за краешек только что открывшегося тебе знания и начинаешь судорожно разматывать этот свиток и попутно давать волю фантазии, – именно поэтому тебе сообщают понемногу. Порциями. Как кормят человека, который долго голодал. Если его накормить вдруг и сразу, он попросту умрет в муках, – помалу успокаиваясь, сообщил мастер Ариолан Бэйл. Говоря это, он рисовал на палубном настиле какую-то жуткую оскаленную морду, в которой сложно было не узнать недавних знакомцев – ледниковых эльмов.

Пока они вели этот занимательный разговор, время от времени перемежаемый экспансивными выкриками, появился Ржига. Он возник незаметно. Босиком, в длинной белой ночной рубахе, он прошелся на цыпочках и поравнялся с беспокойными товарищами по плаванию. Ржига просунул свою хитрую мордочку между головами Бэйла и Себастьяна, сидящих на корточках, и деловито осведомился:

– Че это вы тут рисуете?

– А-а, Ржига… – без особого энтузиазма протянул мастер Ариолан Бэйл. – Брешак нам очень кстати. А ну марш мыть палубу!

– Да уж конечно! – взвился Ржига. – Я, между прочим, каждое утро ну просто мечтаю в рань-раньскую намывать палубу, как же, добрый мастер Бэйл! Просто вы как начали тут орать, так я и проснулся. Я ж в каюте для раненых, отдельно, и меня, как жертву ледяных тварей, нельзя вот так запросто беспокоить. А тем более тыкать носом в какие-то полы, на которых Мелькуинн знает что нарисовано и разбросаны камешки! Мы, брешаки, вообще…