– Наверное, нам нужно возвращаться, – обеспокоенно промолвил Эдди.

– Зачем? – бросил Левайн.

Он нацепил прибор ночного видения, довольный собой, что догадался его прихватить. Мир окрасился ясной зеленью. Он отчетливо видел рапторов, пирующих над останками, и вытоптанную и окровавленную траву вокруг. На скелете не осталось и клочка мяса, но до сих пор оттуда раздавался треск и хруст костей.

– Я просто подумал, – продолжал Эдди, – что уже ночь и безопасней будет пересидеть в трейлере.

– Почему?

– Ну, он крепкий и безопасный. Там есть все необходимое. Я просто подумал, что лучше вернуться. Мы ведь не собираемся торчать тут до утра?

– Нет, – ответил Левайн. – За кого вы меня принимаете, за фанатика, что ли?

Эдди только хмыкнул.

– Давайте побудем тут еще немного, – закончил Левайн.

– Док, – повернулся Эдди к Торну, – что скажете? Скоро польет как из ведра.

– Подождем, – ответил Торн. – А потом вернемся все вместе.

– Динозавры плодились на этом острове пять лет, может, чуть больше, – сказал Малкольм. – Но они оставались только здесь. И внезапно, за последний год, туши дохлых динозавров начали находить на берегах Коста-Рики и, судя по отчетам, на берегах Тихого океана.

– Вынесло течением?

– Предположительно. Но вот вопрос: почему именно сейчас? А не пять лет назад? Что-то изменилось, но что? И... постой-ка.

Он подошел к компьютеру и склонился над экраном.

– Что ты делаешь? – удивилась Сара.

– Арби вошел в старую сеть, – сказал Ян, – а в ней сохранились записи еще с восьмидесятых.

Он начал водить мышкой.

– Мы даже не просмотрели эти записи... Появилось меню и список файлов. Малкольм принялся изучать названия.

– Тогда у них возникли проблемы с какой-то болезнью, – сообщил он. – В лаборатории мы нашли много бумаг по этому поводу.

– Какая болезнь?

– Они не установили.

– У диких животных встречаются разные вялотекущие болезни, – сказала Сара, – которые проявляются только через пять-десять лет. Вызываются вирусами и прионами.

– Но, насколько я помню, для того чтобы животное заболело, оно должно съесть зараженную пищу.

Молчание.

– А чем, интересно, их кормили? – задумалась вслух Сара. – Если бы я бралась выращивать маленьких динозавров, я первым делом подумала бы об этом. Что они едят? Наверное, молоко, но...

– Да, молоко, – ответил Малкольм, не отрывая глаз от экрана. – Первые шесть недель. Козье молоко.

– Разумно. Козье молоко всегда используют для кормления детенышей в зоопарках. Оно прекрасный гипоаллергетик. А потом?

– Минутку.

Сара Хардинг держала в руках лапку тираннозаврика, ожидая, когда резина затвердеет. Она посмотрела на импровизированный гипс, принюхалась. От резины до сих пор шел резкий запах.

– Надеюсь, все будет в порядке, – вздохнула она. – Иногда, если от детенышей идет неприятный запах, их не принимают обратно. Но, может, запах исчезнет, когда масса застынет? Сколько времени на это уйдет?

– Минут десять, – ответил Малкольм, глянув на часы. – Не больше.

– Я бы хотела отвезти малыша к гнезду. Загремел гром. Они машинально посмотрели на темнеющие окна.

– Сегодня уже поздно, – пробормотал Малкольм, что-то отбивая на клавиатуре. – Итак... чем же они их кормили? С 1988-го по 1989 год... травоядные получали размоченную растительную пищу три раза в день... а плотоядные...

Он замолчал. – Так что получали плотоядные? – напомнила Сара.

– Что-то на основе животного протеина...

– Из кого? Обычно делают из индюков или цыплят с добавлением антибиотиков.

– Сара, – озадаченно молвил Малкольм, – они делали это из овец.

– Да нет, не может быть.

– Еще как может. Их поставщик специально разводил овец.

– Это не шутка?

– Боюсь, что нет, – покачал головой Ян. – Сейчас поищу...

Зазвенел сигнал тревоги. Над головой Малкольма замигала красная лампочка. А мгновение спустя вспыхнуло внешнее освещение, залив ярким галогенным светом зеленую лужайку.

– Что это? – встревожилась Сара.

– Сенсоры... почему-то они сработали.

Малкольм оставил компьютер и выглянул в окно. Ничего, только высокая трава и тени деревьев по периметру поляны. Все тихо и спокойно.

– Что случилось? – спросила Сара, не отходя от детеныша.

– Понятия не имею. Ничего не видно.

– Но сенсоры-то сработали? Может, от ветра?

– Ветра нет, – ответил Ян.

– Смотрите! – крикнула Келли.

Торн повернулся к ней. С вышки были хорошо видны оба сцепленных трейлера на гребне высокой горы. Внешнее освещение было включено. Торн сдернул с пояса радио:

– Ян? Где ты? Щелчок.

– На месте, док.

– Что у вас случилось?

– Не знаю. Просто включился наружный свет. Наверное, сработал сенсор. Но отсюда ничего особенного не видать.

– Ян, у вас все в порядке?

– Да, док. Не волнуйтесь.

– Я же говорил, что восприимчивость сенсоров слишком велика, – заворчал Эдди. – Вот и получилось.

Левайн нахмурился, но ничего не сказал. Сара закончила возиться с детенышем тираннозавра, завернула его в одеяло и осторожно привязала его к столу ремнями. Потом подошла к Малкольму и тоже выглянула в окно.

– Так в чем дело? – спросила она.

– Эдди говорит, что система сенсоров слишком чувствительна.

– Точно?

– Не знаю. Ее-то раньше никогда не проверяли. Малкольм оглядел все деревья по краю лужайки, пытаясь уловить хоть малейшее движение. Потом они услышали храпящий звук, почти рычание. Звук шел откуда-то с противоположной стороны. Малкольм посмотрел в окно на другой стороне трейлера.

Они с Сарой пристально вглядывались в ночь. Малкольм затаил дыхание. Через минуту Сара вздохнула:

– Я ничего не вижу, Ян.

– Я тоже.

– Наверное, ложная тревога.

И тут Ян почувствовал вибрацию, глубокую дрожь земли, которая передавалась полу машины. Малкольм посмотрел на Сару расширившимися глазами.

Он знал, что это означает. Вибрация повторилась, на этот раз более отчетливо.

Сара выглянула в окно.

– Ян! Я вижу его, – прошептала она.

Малкольм подошел поближе. Сара показывала в сторону ближайших деревьев.