— Может, это и к лучшему, — с грустью ответила Лера. Ее начинало тревожить длительное отсутствие Мигеля. Она спросила, чтобы сменить тему: — А что это за деревяшка у тебя была, с колесиками?

— В смысле? — нахмурилась Милен, но почти сразу же засмеялась: — А, ты про скейт! Это чтобы кататься. Никогда не видела такой?

— Нет.

— Хочешь, могу научить, у меня уже здорово получается, — предложила Милен и, заметив приближавшегося разносчика посуды, забрала у Леры тарелку. — Так, давай сюда. Сейчас ягодный десерт подавать будут, пальчики оближешь.

— Похоже, контакт налажен, — заново набивая трубку и следя за новыми подругами, улыбнулся Турнотур. — Милен у нас знает подход к людям.

— Да и нашей хорошо, — согласился Тарас. — Черт знает, сколько не общалась с ровесницами. Все мужики одни.

— Я вот хотел об этом спросить, — немного замявшись, сказал Вальгар. — Вся команда сплошь из мужчин — и одна девушка на борту. К тому же молодая. Как вы с этим… — он запнулся, подыскивая нужное слово, — справлялись?

— Ты на что это намекаешь? — мгновенно помрачнел Тарас, придержав под столом недобро зашевелившегося Батона. — Она как дочка нам всем.

— Прошу прощения, я ни в коем случае не хотел никого обидеть, — вынув из зубов трубку, чинно поклонился Турнотур. — Действительно, в иные времена другие и правила. Она ровесница моей дочери, поэтому я и спросил. Значит, ей присуща смелость и выдержка, а это качества настоящего воина! О, а вот и десерт.

Пиршество продолжалось, и скоро на смену еде пришли музыка и танцы. Посуда была убрана, а столы сдвинуты к стенам амбара. Снова взявшись за свои духовые инструменты, менестрели затянули незамысловатый лиричный мотив, написанный в год Катастрофы, — «Драконье золото».

К смелым лишь судьба благосклонна.

Сигурд победит врага.

Золота не счесть у дракона…

Вражеского рода дом Безумствует в расправах,

На меня идет с мечом,

Исполненным отравы[47].

* * *

Мигель стоял на небольшой освещенной факелами опушке перед амбаром и, облокотившись о низкий заборчик, покрытый разросшимся мхом, смотрел на гавань с видневшимся вдали «Грозным» и усеянный потрохами берег, над которыми с клекотом пировали птицы, которые, как ему сказали, назывались кайры[48].

— Почему ты не с нами? — спросила Лера, осторожно подойдя к нему сзади. — Ужин уже закончился. Ты устал?

— Дело не в еде. Просто я отвык от такого скопления людей и шума, — не оборачиваясь, ответил Мигель, вслушиваясь в хор, под певающий песне. — Да и Батон опять напивается, не хочу провоцировать драку. Может, зря я вообще поехал с вами.

— И что бы ты там делал один? Умирал?

— Я никому здесь не нужен. Я чужой среди вас.

— Нет, ты нужен, — взяв за руку, девушка мягко повернула его к себе.

— Кому?

— Мне.

Мигель посмотрел на стоявшую перед ним Леру, глядящую на него снизу вверх.

— Почему ты не остался в Чили? — спросила она. — Там же твой дом. Американцы же сошли.

— Ты бы этого хотела?

— Нет, — возразила девушка и, потупив взор, едва слышно добавила: — Не знаю.

— Там пепел от моего дома. Мне нечего больше искать.

И неожиданно он негромко продекламировал:

И в пролет не брошусь, и не выпью яда,

и курок не смогу над виском нажать.

Надо мною, кроме твоего взгляда,

Не властно лезвие ни одного ножа.

Завтра забудешь,

что тебя короновал,

что душу цветущую любовью выжег,

и суетных дней взметенный карнавал

растреплет страницы моих книжек…

Слов моих сухие листья ли Заставят остановиться, жадно дыша?

Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг.

Владимир Маяковский. «Лиличка! (вместо письма)».

— Опять стихи, — потянулась к нему Лера. — Сколько же ты их знаешь. Я бы хотела оставить свой след. Только не знаю, какой.

— А у меня ничего не осталось. Я все хотел сказать тебе, да никак не мог слова подобрать. Мой дом теперь в другом месте.

— Где же? — приближаясь, подтолкнула Лера.

— Здесь, — просто ответил священник, глядя ей прямо в глаза, и на его лице отразилась секундная внутренняя борьба. — Рядом с тобой. Я… я люблю тебя.

— Правда? — прошептала она.

И неожиданно, поддавшись нахлынувшему порыву, Лера чуть привстала и коснулась своими губами его обветренных губ, впервые в жизни целуя мужчину.

— Что ты делаешь?

— Не знаю… — повторила она. — Тебе не нравится?

Он так же неожиданно ответил ей, почувствовав на ее губах дурманяще- хмельной привкус браги. Или это просто всколыхнулось внутри давно забытое чувство от прикосновения к женскому телу? Лера задрожала, ощутив его ладони сначала на своих щеках, а потом и на талии.

Она снова жадно поцеловала его, ощущая, как тело наполняется жаром, взяла за руку и потянула в ночь за собой. Стоявший в тени крыльца амбара Батон молча наблюдал за ними, все сильнее сжимая в кулаке тихо скрипящую кружку, сочащуюся между пальцами пенящейся недопитой брагой.

Да что же это они делают… Что она делает. Толкнув дверь отведенной ей комнаты в гостевом домике, Лера снова жадно поцеловала Мигеля. Сейчас ей было на все плевать. Она давно поняла то чувство, которое все это время нарастало в ней, зрело, требуя разрядки. Она хотела этого мужчину. Естественно, животно, всеми клеточками своего женского существа. И она не намерена была больше терпеть.

Сбросив куртку, руки Мигеля, не слушаясь, нащупали ее груди под сползающей тельняшкой и коснулись твердых сосков. Лера раскрыла губы навстречу новому поцелую, и ее язычок скользнул ему в рот.

Краем затуманенного сознания Лера понимала, что тело ее уже не слушается, полностью отдаваясь ему. Все было так быстро. Так прекрасно. Сейчас не хотелось ни о чем и ни о ком думать. Боль, смерть, пережитые лишения и невзгоды. Все было не важно. Сейчас были только упавшие на кровать Мигель и она.

Перевернувшись на спину, Лера судорожно задышала, ощущая, как в голове не остается ничего, кроме короткой вспышки боли и невиданной радости, которые ярко сменяли друг друга в кипящем сознании. Полубезумная, потерявшая голову, задыхалась она в объятиях захлестнувшей ее любовной борьбы. В конце концов, Мигель застонал, но Лера не выпустила его, только сильнее обхватив ногами, и прижалась, нежно шепча что-то на ухо, словно пьяная, едва не срываясь на крик. Наконец она обмякла, не в силах более пошевелить ни единым мускулом.