мы говорим, Палатин практически полностью был закончен; Траян и Адриан лишь устанавливали где только возможно свои статуи, так же поступали и большинство последующих императоров[251].

Мы не станем изучать все эти строения столь обширного комплекса. Вполне достаточно понять, что в нем один роскошный двор или фасад сменяется другим, столь же или еще более роскошным; что каждый зал и вестибюль поражает роскошью своего блеска; что полосчатый мрамор, порфиры, изысканные барельефы и чрезмерная позолота множатся до тех пределов, что начинают становиться обыденностью. Все самое изощренное и изысканное в искусстве, похоже, сосредоточилось в эту эпоху вокруг Палатина. На своем мощном основании и арочных террасах к небу возносились самые значительные здания в этом мире, где внутренние помещения, даже каморки для рабов и комнаты с постоянно работавших клерков, были украшены тонкой работы фресками и чудесными барельефами.

Триклиний и тронный зал Домициана. Как и положено некоторым особым пространствам и покоям, они соответствуют определению, данному им подобострастными придворными поэтами: «олимпийские» – и это было самое скромное слово, которое они смогли найти. Возьмем, например, крытые галереи Домициана. С внутренней стороны на всем протяжении своей изрядной длины они были облицованы мрамором, полированным столь искусно, что он сиял подобно зеркалу. И кому какое дело до того, что главным поводом для использования такого приема стало желание подозрительного тирана иметь пространство для прогулок, где никто бы не смог подобраться к нему сзади незамеченным? Результат же оказался поистине великолепным. Но давайте пройдем дальше, войдем в сам дом Домициана и посетим громадный банкетный зал, триклиний. «Сами боги могли бы вкушать здесь свой нектар!» – в свое время воскликнул восхищенный увиденным здесь Марциал. Роскошный проход ведет от богато украшенного перистильного двора площадью более чем 10 тыс. квадратных футов в банкетный зал. Само помещение триклиния не чрезмерно велико, но устроено таким образом, чтобы три стола (каждый для девяти гостей) могли быть расположены вдоль стен, тогда как третий из них, прямо напротив входа, был предназначен для самого императора и его почетных гостей. Обедать в нем могут одновременно двадцать семь сановников. На каждой из сторон триклиния – пять больших окон, отделенных друг от друга массивными колоннами из красного гранита.

Когда гости императора расположатся на своих шелковых подушках, они могут видеть между колоннами другой двор, где ласкает слух легкий плеск воды из фонтана – она стекает невысокими каскадами по ступеням из мрамора, между зеленой листвой и цветами. Возможно, строгие ценители прекрасного почувствуют, что чересчур большое число украшений утяжеляет фонтан и зал, что некоторым барельефам и настенным росписям не хватает вкуса, но эффект от сияния мрамора, блеска позолоты и обилия резьбы на высоком купольном своде приводит в неописуемый восторг придворных стихоплетов.

Столь же впечатляющ и тронный зал, построенный Домицианом. Правда, именуется он таблинием, как в каком-нибудь скромном жилище, но в действительности используется для больших государственных приемов. Он представляет собой зал впечатляющих размеров. Вы входите в него, минуя почетную стражу, и оказываетесь в просторном помещении, у противоположной стены которого имеется ниша, в которой на позолоченном возвышении сидит цезарь август в курульном кресле, каждая деталь которого воспроизводит соответствующую деталь трона великого царя Парфии. Стены зала облицованы чрезвычайно дорогостоящим мрамором, а по его периметру расположены двадцать восемь коринфских колонн весьма искусной работы. В восьми больших нишах расположено столько же колоссальных статуй, высеченных из несокрушимого базальта, среди которых, в частности, стоит упомянуть изваяния Геркулеса и Вакха. По обе стороны от входной двери возвышаются две огромные колонны из giallo antico (мрамора темно-желтого цвета, отливающего розовым), привезенные из Нумидии. При входе в зал гость ступает на большую пластину белого мрамора, доставленную из Греции.

Словами невозможно описать эти грандиозные, подавляющие своей роскошью дворы, залы и апартаменты. Мы не будем останавливаться на таких деталях, как особый ипподром и чудесные сады, отведенные для императорских развлечений и отдыха, лучше сосредоточимся на той жизни, которая обычно кипит в самом знаменитом квартале.

Рои гражданских чиновников постоянно на Палатине. Вся жизнь здесь вращается вокруг императора. Римом пока еще не управляет бесстыдный деспотизм, хотя все же трудно назвать что-то такое, чего мог пожелать и получить царь Древнего Вавилона и чего не мог бы Princeps et Imperator, возжелай он этого всем своим сердцем, хотя, бесспорно, определенные ограничения и благопристойность делают этот абсолютизм терпимым, если он не достигает уровня Нерона или Домициана.

Тысячи человек, которые живут на Палатине или работают здесь, заняты только в императорском дворе или на императорской гражданской службе. Поскольку Адриан (несмотря на недовольное ворчание его италийских подданных) все еще отсутствует в Риме, церемониальная деятельность его двора практически замерла. Немногие из родственников императора живут в золоченых жилищах в том или другом крыле его дворца, но, помимо этих оставшихся, там обитает целая армия независимых рабов и еще больше – вольноотпущенников, выполняющих при дворе функции личных слуг, поваров, официантов, музыкантов, камергеров и других, менее ответственных служителей, которые теперь обречены есть, метать кости и чесать языками в почти полном безделье.

Ныне, как и всегда, здесь, на Палатине, расположены канцелярии императорских гражданских служб, которые, действуя по заведенному порядку, рассылают свои указания в самые отдаленные уголки империи – в Дакию, Сирию или Британию. Префект претория[252] в качестве верховного судьи для доброй половины императорских провинций ежедневно собирает свой верховный суд. Четыре императорских министра – финансов, прошений и официальной переписки (один из них ведает греческими провинциями, другой – латинскими) – управляют своим обширным персоналом подчиненных. Старшие прокураторы (суперинтенденты) громадных императорских поместий тоже получают доклады «с мест» и обеспечивают соблюдение интересов своего хозяина. Точно так же обстоит дело и со всем остальным штатом высших управленцев.

Мощная административная машина, отточенная практичным римским гением, работает постоянно – и столь устойчиво, что в царствование очень плохих императоров, даже при Нероне, она продолжала функционировать годами, не привнося какого-либо урона в управление миллионами подданных империи. Даже тираны понимали и принимали такое положение, сберегали свои жестокости для аристократии и воздерживались от бестактного вмешательства в деятельность министерств, вместо чего им позволялось не отказывать себе в порочных личных удовольствиях[253].

Император как центр жизни высшего общества. Мы не осмелимся вторгаться в эти высшие политические вопросы, но социальная жизнь дворца не может быть так просто проигнорирована. Уже императорские вольноотпущенники занимаются планированием больших приемов и государственных банкетов, которые Адриан должен дать вскоре после своего возвращения. В половине атриев Рима мужчины и женщины с завидной энергией обсуждают один и тот же вопрос: «Когда цезарь