Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уильям щелчком стряхнул с рукава невидимую пушинку.
– В этом нет необходимости, Оливия. Я ухожу. Но запомните одно: ваш цыганский лорд не вечно будет здесь, в Рэвенвуде. Он исчезнет, и что тогда станет с вами? – Отвесив ей преувеличенно галантный поклон, он усмехнулся. – Не трудитесь провожать меня, Оливия. Я сам найду дорогу.
С этими словами он выскользнул за порог, и тяжелая дверь с грохотом захлопнулась у него за спиной. Поставив кочергу возле камина, Оливия бессильно прислонилась к стене и только тут заметила, что ее колотит дрожь.
В гостиную заглянула встревоженная Эмили. Видимо, грохот двери поднял ее с постели.
– Оливия, ты здесь? А где Уильям? Как, уже ушел? Мне показалось, я слышала крик.
Оливия не знала, плакать ей или смеяться, но все же взяла себя в руки.
– Да, милая, он ушел. Отправляйся спать.
Прошло, наверное, минут пять, пока Оливия немного успокоилась. Приоткрыв ящик комода, она принялась искать ночную сорочку. Отыскав наконец, потянула ее к себе, и в это мгновение аккуратно сложенный вчетверо кусок тонкого полотна выскользнул из ящика и упал на пол.
Платок Доминика, вспомнила Оливия. Тот самый, который он приложил к ее оцарапанной щеке вечером на дороге, когда они впервые увидели друг друга.
Колени Оливии вдруг подкосились, и она опустилась на пол. В горле ее встал комок, глаза защипало. Она еле удерживала подступавшие слезы. Часто и глубоко дыша, она старалась не заплакать. Все это время Оливия хранила платок у себя. Десятки раз порывалась вернуть его Доминику... и все-таки не решилась. «Почему, – гадала она, – почему я этого не сделала?»
В памяти всплыли презрительно брошенные слова Уильяма: «Нищие попрошайки и воры – вот кто они такие!» Нищие попрошайки и воры...
Она прижала платок Доминика к своей груди... будто это была его рука...
Нет, печально подумала она, Доминик не вернется. Он слижком горд. Что же касается слов Уильяма, может, он и прав...
Да, Доминик вор. Вор, укравший ее сердце.
Глава 19
Оливию грызла тревога за сестру. С ней происходило что-то непонятное: Эмили с каждым днем таяла на глазах. Она стала бледной и вялой, почти ничего не ела. Теперь, когда Андре навсегда исчез, жизнь, казалось, потеряла для Эмили всякий интерес. Может, конечно, Оливия и ошибалась, но ей представлялось, что если бы Эмили по-настоящему ненавидела Андре, то все было бы по-другому и самое страшное сейчас осталось бы позади. Она несколько раз пыталась вызвать сестру на откровенный разговор, но Эмили каждый раз решительно пресекала все ее попытки.
– Не хочу даже думать о нем, – твердила сестра.
Ха, фыркнула про себя Оливия. Так она и поверила. Скорее всего Эмили с утра до ночи только и думает о нем. Оливия все больше убеждалась в этом.
Эмили все еще любила Андре...
Но что же можно сделать? Ничего... Оливия в который раз напомнила себе, что Эмили больше не ребенок, и не в ее силах помочь сестре. Даже если бы Оливия знала, что делать, она вряд ли решилась бы на это. Только сама Эмили, заглянув в свое сердце, могла найти ответ на все вопросы.
К тому же, судя по всему, и самой Оливии тоже не помешало бы это сделать...
Она любила Доминика. Любила страстно, до безумия... и страдала. Любовь причиняла ей одну муку. В те дни, когда отчаяние Оливии дошло до предела, она приняла нелегкое решение: нельзя подвергать страшному риску психику Эмили. Она еще слишком слаба, к тому же страдает. Если она хотя бы заподозрит, что старшая сестра влюблена в Доминика – а Эмили никогда не забудет о том, что в его жилах течет цыганская кровь, – то страшно подумать, что может случиться. Нет, стиснув зубы, подумала Оливия, она не имеет права рисковать здоровьем и счастьем сестры.
А то, что случилось между ними... что ж, дело прошлое, с горечью подумала она. Как говорится, было и быльем поросло.
Впрочем, у нее, кажется, и не было иного выхода. Все эти дни она почти не видела Доминика, как-то раз она куда-то спешила вместе с Шарлоттой и в коридоре столкнулась с ним. Холодным кивком он приветствовал их обеих. В другой раз они встретились на лестнице, и тоже случайно. Доминик посмотрел будто бы сквозь нее и прошел мимо, не сказав ей ни слова. Его ледяная холодность поразила ее в самое сердце. Наверное, Доминик до сих пор разгневан, покаянно думала Оливия. А может... может, он просто использовал ее для собственного удовольствия, а потом она ему надоела? Думать об этом было невыносимо...
Во всяком случае, вот и еще один веский довод в пользу того, чтобы окончательно выкинуть его из сердца. Забыть навсегда... При мысли об этом в душе Оливии все перевернулось. Забыть... Но как, если каждую ночь она видит его во сне? Только прошлой ночью ей приснилось, что она целует его... целует так же, как когда-то целовал ее Доминик. Наслаждаясь прикосновением его мускулистых бедер, сжимающих ее тело, она приоткрывает губы и кончиком языка будто пробует на вкус его рот. И словно бы одного этого было недостаточно, чтобы лишить ее покоя, в следующий миг ей привиделось другое: они лежат в постели, и она, оседлав Доминика, упирается ладонями ему в грудь, с дразнящей улыбкой смотрит на него и вбирает в себя восставшую плоть его.
Оливия проснулась с бешено колотившимся сердцем. Кровь толчками билась ей в виски, во рту пересохло, в самом низу живота разливалась томительная и сладостная боль. Оливия не знала, что и думать. Собственное тело предавало ее. Она и представить не могла подобной непристойности, и... и однако достаточно было вспомнить об этом, как вся она трепетала. Неужели такое бывает, гадала она. Но больше всего ей хотелось знать, остался ли он доволен. Испытал ли хотя бы половину того наслаждения, что доставил ей?..
Именно об этом думала Оливия в тот вечер, когда поднялась в библиотеку вытереть пыль. Комната, казалось, была пуста. Оливия облегченно вздохнула и вдруг застыла: у окна, удобно устроившись в кресле, обитом бархатом, читал Доминик. У Оливии подогнулись колени. Мало того, что он был здесь, но он еще и читал! Нет, потрясенно убеждала она себя, это невозможно! Он ведь не умеет читать...
Наверное, что-то подсказало Доминику, что в библиотеке он не один. Доминик недовольно вскинул глаза и увидел ее. Шумно захлопнув книгу, он поднялся и, поколебавшись, поставил книгу на полку у себя за спиной, а затем повернулся к ней.
– Мисс Шервуд, – проговорил он, – именно вас я и хотел видеть.
Но Оливия даже не поняла, что он сказал. Сделав глубокий вздох, она кивнула в сторону книжной полки.
– Могу я узнать, сэр, что вы делали? – задыхаясь, прошептала она.
Густые черные брови Доминика поползли вверх.
– По-моему, не так уж трудно догадаться, мисс Шервуд. Я читал.
От возмущения Оливия забыла, что она всего лишь горничная в его доме. Забыла обо всем, кроме того, что он в очередной раз обманул ее! Глаза ее гневно сверкнули.