Волков ушел после этих слов, не забыв забрать фото. Следователь достал из сейфа конфискованную у местных барыг бутылку водки, которую раньше пробовал только на язык, и вылакал все 0,5 литра, не ощущая обжигающего вкуса, уронил голову на стол. Пробовал было плакать, но кроме невнятного рычания так и не смог из себя выдавить крепко засевший там ужас, отчего стало ещё хуже. В конце концов, он то ли уснул, то ли отключился, но всю ночь его не покидали ужасные видения, в которых он то тонул в вязкой зелёной трясине дремучего болота, то видел, как Вожатый и члены его банды в белых халатах и медицинских масках, под видом хирургов, вспарывают живот его жене и достают оттуда того, кто совсем скоро должен родиться…

На следующий день следователь раскрыл дело об убийстве ларёчника двумя бомжами, написал рапорт об увольнении и помчался к своей семье, которая с радостью его встретила и сообщила, что какие-то добрые и очень вежливые мальчики бесплатно установили им телефон в квартире, который они ждали в очереди десять лет. Его жена через два месяца благополучно родила крепкого мальчугана, а он получил по почте открытку от Вожатого, который поздравил его с рождением сына и ещё приписал в конце, что «хорошо всё то, что хорошо заканчивается». Это у него такой кураж был, чтобы человек не сразу о нём забывал.

До начала нового века осталось всего ничего. На Кавказе началась резня, и её каждый день смаковали по СМИ всеми доступными способами. Должно быть, для того, чтобы народ не очень роптал на экономический и политический беспредел внутри страны. Хотя ещё недавно нам показывали, как наши политики сердечно поздравляют с провозглашением независимости Ичкерии генерала Дудаева, взявшего себе суверенитета столько, сколько ему захотелось. Потом выяснилось, что взял больше положенного, хотя никто и не оговаривал специально, что значит это «больше» или «меньше». Говорили же: берите столько, сколько унесёте. Никто не подумал, что найдутся такие люди, которые смогут загрести и унести ой как много – хватка-то у всех разная. Так что доблестный ещё вчера генерал сегодня уже объявлен врагом России номер один, и военкоматы зазывают желающих военнообязанных сразиться, панимашь, за… за… с… для… Неважно, с кем, за что и для чего, но желающие находятся, так как дома всё одно нечем заняться: закрылись многие предприятия, а на оставшихся даже уборщицы ждут места работы в очереди до пяти лет. Наш Вожатый туда нырнул сразу, как только в Райцентре «завалили» какого-то крупного бизнесмена. Поговаривали, что его рук дело, но в то же время, кроме вот этой «молвы народной», никаких улик не было. Он пробыл там около года и преспокойно вернулся, когда районного прокурора уже попёрли с должности то ли за взятки, то ли как раз за нежелание эти самые взятки брать.

Но в целом всё спокойно. Нас ещё ждёт августовский дефолт 98-го, который добьёт-таки многих из тех, кто осмелился пережить потрясения этого непростого десятилетия всем властям назло. А пока наступило сравнительное затишье. Цены продолжают тупо ползти вверх уже безо всяких обоснований, как у тяжелобольного продолжает расти температура, хотя врачи уже дали ему все нужные для выздоровления лекарства, сделали все необходимые уколы, но организм всё равно движется в противоположную от выздоровления сторону к смерти. Но это уже никого и не удивляет. Никого уже не удивляет ни бандитизм, ни терроризм, ни полное безвластие в стране. Люди имеют свойство привыкать к любым ужасам и нелепостям жизни, а иначе они давно бы уже вымерли.

А я, как всегда, еду из Петербурга домой после работы и учёбы на вечернем факультете. Со мной едет Инна Бородина, которая работает в школе нашего города лаборанткой в кабинете физики и учится на вечернем отделении педагогического института – ныне он имеет статус университета. Инка зубрит историю России по старому учебнику истории СССР, а я мусолю учебник «Криминологии». Совсем недавно в России многие институты получили статус университетов, поэтому теперь даже студенты технических факультетов достаточно усердно изучают психологию и философию. По этим дисциплинам надо перечитать кучу литературы, включая вот эту самую «Криминологию». Очень познавательно. Я заставляю себя прочитать параграф о «прогрессировании процесса криминализации населения в современной России», но у меня уже устали глаза, поэтому смотрю в окно и слушаю стук колёс. За окном солнце клонится к закату, и, чем ближе оно к горизонту, тем синее становится белый снег. Весна уже перевалила за точку равноденствия, но снег даже не собирается таять. Ехать ещё долго, но хорошо вот так ехать и смотреть на солнце, когда под твоим сиденьем есть печка. И пусть она бьёт по ногам постоянно открывающейся при торможении поезда крышкой, зато работает! В вагоне не очень много народу – по два-три человека в купе, – и большинство людей спит тем здоровым мёртвым сном, каким спят смертельно уставшие за день люди.

Почему-то после Перестройки вагоны электричек стали ужасно раскуроченными, как и всё остальное вокруг. Говорили, это потому, что раньше электроподвижные составы строили в Риге, а теперь они все выслужили свой срок эксплуатации, да и Рига стала заграницей. И вот мы едем в вагоне, где слабо светит только каждый пятый плафон, а отвалившиеся от стен диваны раскачиваются в такт движению. Того и гляди, упадут в проход, а где-то уже упали. С некоторых из них содрано дерматиновое покрытие целыми клочьями, а где-то, вместо сидений, вообще остался только металлический каркас, так что некоторые пассажиры возят с собой какую-нибудь фанерку или что-то в этом роде, чтобы пристроиться на этих конструкциях при большом наплыве пассажиров. Многие печки под сиденьями тоже сломаны, разбиты или просто украдены. И от всего этого веет такой разрухой и упадком, что лучше смотреть в окно.

– Ой, я не знаю, как буду зачёт по истории сдавать, – вздыхает Инна. – До чего всё перекорёжили! Новых учебников днём с огнём не сыщешь, а в старых, послушай, что написано: «Благодаря коллективизации сельского хозяйства товарная продукция по зерну возросла с 1926-го по 1953-ий год в четыре раза, по молоку – в три раза». А профессор нам на лекции сказал, что эта самая коллективизация проводилась с использованием насильственных и репрессивных методов и привела к значительным убыткам и разрушению сельского хозяйства. Вот кому верить?

– Никому. Историю надо воспринимать как математику: это «икс», а это «игрек», и никаких оценок событиям не давать. Скажешь на экзамене, что коллективизация проводилась с такого-то по такое-то, и всё. А то у нас не история, а сплошные эмоции по поводу «паразитизма и загнивания продажного капитализма».

– Так ведь даже по датам значительные расхождения! В одних учебниках написано, что она началась при Троцком в двадцатые годы, а в других – при Сталине в тридцатые. И потом, надо же изложить всё в виде какого-никакого рассказа. И ещё, смотря кому выпадет сдавать. А ну, как я ляпну про рост продукции, а экзамен будет принимать человек, сочувствующий новым веяниям? Я сдавала историю Древней Руси по Карамзину, и мне «трояк» влепили. Я думаю: какого перца? Я же всё точно ответила! Это потом мне сказали, что преподаватель, который у меня экзамен принимал, категорически не согласен с Карамзиным и даже диссертацию написал о том, что он создал свою «Историю государства Российского» по заказу императорской семьи. Вот так зубришь-зубришь, а потом приходишь к выводу, что знаешь только то, что ничего не знаешь.