Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надо же – «в наших»! Ха! – насмешливо качает головой Вожатый.
– …которые продолжают жить, несмотря ни на что, создавать какую-никакую жизнь в нашей стране, потому что, если только гипотетически предположить, что всё население России вдруг исчезнет, то и сама Россия исчезнет.
– Ну и?..
– Ну и, конечно же, такую огромную территорию сразу же заселят другие народы, но это уже будет не Россия, потому что никто уже не будет из них думать или общаться меж собой на русском языке, как сейчас общаемся мы. Это будет уже совсем другая страна, как современная Америка мало напоминает цивилизации ацтеков и инков.
– А как же твои лес, поле и дома? Ты же только что сказала, что это и есть Родина.
– А сейчас я объясняю, что такое Россия. Россия – это форма, а россияне – это её содержание, а форма не может существовать без содержания…
– Я в диалектику уже давно не верю, ребёнок, – перебивает меня Вожатый. – По моим наблюдениям, сейчас от России, да и от большинства людей, осталась только форма, оболочка. Пустая оболочка, как бутылка из-под давно выпитой водки, а от содержания и след простыл. Выветрилось всё содержание и в стране, и в людях. Сейчас все очень хотят казаться крутыми и успешными, хотя на самом деле этого ничего нет и в помине: размажешь человека по стенке, а, кроме требухи, у него внутри ничего и нет. Скучно, ах, как скучно с такими людьми, если бы ты только знала… И вот, чем настойчивее эта пустая форма пытается изобразить свою силу и состоятельность, тем отчётливее заметны её бессилие и беспомощность. Все хотят казаться слишком умными и образованными, а на самом-то деле понимают только язык боли и язык кулака, – Вожатый показал мне свой огромный кулак, – который лучше всякого эсперанто, потому что все его понимают без изучения, как самый интернациональный язык на свете… Ну, так что же там с твоими полями и лесами?
– Да, без полей и лесов Россия тоже уже не та… – говорю я потерянно. – Нет, вот что такое Россия – это небо, лес…
– Берёзки, да? – ехидно подсказывает Вожатый, и чувствуется, что этот разговор начинает его раздражать.
– Да! Поле, дома и люди. И ещё русский язык.
– Ну, ребёнок, ты и демагог! Я тоже когда-то так страдал от безответной любви к Родине. Только, видишь ли, в чём дело… Есть такие патологические бл…ди, которые царственно позволяют себя любить, а то и требуют, чтобы их любили, но сами никого не любят. Не умеют они этого. Движения какие-то научились выполнять в разных позах, а любить – нет. И бабы есть такие, и среди мужиков таких бл…ей немало – не-ет, я не женофоб, чтобы все негативные черты человечества навешивать на хрупкие женские плечи. И даже правительства и целые государства такие есть… Многих умников я видел, которые рассуждали так же, как и ты. Но это пройдёт. У меня прошло, и у тебя пройдёт, так что и не заметишь, – Вожатый насмешливо и презрительно смотрит на меня, как удав на кролика, и в его голосе разливается такой чистый яд, такая спокойная и откровенная злоба, что я и не знаю, как на его неспешную и размеренную речь реагировать, как ответить, да и нужно ли вообще что-то отвечать. – Завтра тебя твоя Родина-мачеха возьмёт за шиворот и выкинет на улицу из собственного дома, а заселит туда бедных беженцев из стран третьего мира – она как раз такую чужую рвань любит, которой плевать и на твои берёзки, и на твой русский язык вкупе со всем остальным. Свою рвань, которая ей все свои силы и сбережения отдала, она терпеть не может, потому что своя рвань ей постоянно напоминает своей нищетой, кому она всем обязана, на ком её липовое величие держится, а чужих она в первый же день знакомства готова к себе в постель затащить. Ох, как же она любит всем чужим эту свою сердобольность демонстрировать! Нигде ты больше не найдёшь такой стервы! Вышвырнет она тебя и с работы твоей… Тебе хоть какую-нибудь зарплату-то платит твоя Родина за то, что ты вот все ногти себе обломала об какое-то железо, которое вскоре всё распродадут за бесценок за бугор?
– Платит!
– Да? Так знай, что это скоро закончится. И из собственного дома ты вылетишь, а новые хозяева со своим многочисленным выводком из окон твоего же дома будут на тебя глазеть и горласто рассуждать на своём нерусском языке: взять им тебя к себе в качестве бесплатной прислуги или кого пораскрепощённее подыскать, чтобы сразу на всё согласилась в первый же день знакомства. «Хорошо даёт тот, кто даёт быстро», слышала такое? И будете вы, дети, со своими дипломами о высшем образовании мыть полы в своих же домах для гаремов каких-нибудь ашотов или рашидов, а если повезёт больше, то в ресторане или магазине какого-нибудь мистера Джонсона или Симпсона. Это же нынче почти удачной карьерой считается, когда русская баба сумела устроиться к иностранцам полы мыть, так ведь?.. Ну что, хорошо я тебе мозги прочистил или ещё добавить?
Я хочу ему сказать, что он сам себе противоречит: то он нашу Родину называет мазохисткой, то вдруг получается, что это мы все мазохисты. Я хочу объяснить, что Родина не может так поступить со своим народом, что всё это – политический бизнес, который вершится нашими же отдельными соотечественниками, а Родина – это поля, леса… И люди. Я же сама только что это сказала… Зачем же я так глупо спорю с этим странным и страшным человеком? Но мне так обидно, что он не понял ничего из сказанного мною! Я, должно быть, совсем не умею доносить свои мысли до чужого сознания, а он так легко и нагло сумел поколебать, как мне казалось, незыблемые и разумные представления о самом важном. Да не всё ли тебе равно, кто и как смотрит на этот ужасный мир?..
– Ты, кролик, не смотри на меня так затравленно, как будто я у тебя одну лапку оторвал и без твоего на то согласия из неё холодец сварил, а сейчас тебя же им и угощаю, – насмешливо говорит он мне, а я вздрагиваю и ужасаюсь ещё больше от таких невозможных, словно бы сочащихся кровью слов. Я живо представляю себе несчастного беззащитного кролика, как он должен выглядеть, как должен смотреть на того, у кого поднялась рука оторвать у него его такую маленькую пушистую лапку с хрупкой косточкой внутри… Неужели я сейчас так же выгляжу?..
– Разве из одной лапки кролика получится холодец? – только и нахожу я, что сказать, и у меня начинает сильно, просто до слёз болеть левый плечевой сустав от прокручивания в воображении сцены отрывания моей ближайшей к Вожатому «лапки».
Вожатого всё это ужасно смешит, и он снова хохочет:
– Ещё как получится! Ну вот, опя-ать испуга-алась… Да-а, трудно тебе будет жить с такими опилками в голове, ребёнок. Так можешь всё запутать, что и сама потом не выберешься. Ах, детский сад!.. Вот что: никогда не спорь со старшими, глупый заяц, потому что это бесполезно. У каждого поколения свои сдвиги по фазам. И запомни хорошенько: Россия – это дешёвые природные ресурсы и бесплатная рабочая сила для всего мира, а люди в России – вот вы все – всего лишь пешки в чужой игре.
«А вы?» – захотелось спросить мне, но инстинкт самосохранения пробухтел: «Не стоит».
– Ну и чего же ты, наивный ребёнок, не спросишь, кем я себя считаю в этой игре?
– Да, уж явно пешкой вы себя не считаете.