Со времен Эндрю Джексона и Мартина Ван Бюрена политику в Америке определяли партбоссы. Их коллективный клич «вся добыча — победителю» звучал на протяжении семи поколений, особенно громко, когда на кону оказывалась высшая ставка — Белый дом. В 30-е годы прошлого столетия с партбоссами демократов сомкнулись профсоюзы и сделались верховными арбитрами, теми судьями, что раздают призы за одержанную победу.

Система выдвигала как хороших президентов, так и плохих. Но боссы, извлекавшие из нее выгоду, отстаивали ее со всей страстью.

Увы, именно эта основанная на первенстве партбоссов система породила такое руководство, которое вовлекло Америку в безнадежную вьетнамскую войну и период глухой вражды, внутреннего расслоения общества, достигшего к выборам 1968 года кризисной точки. По мере нарастания протестов против бессмысленной гибели американских парней за океаном молодые политики стремились использовать демократические процессы внутри демократической партии, чтобы положить конец войне и вернуть соотечественников домой. Но, к большому и единодушному разочарованию, им пришлось убедиться в том, что демократической их партия является только по названию. Реальная власть принадлежит проф- и партбоссам, а они, безусловно, привержены президенту Джонсону, его вероятному преемнику Хьюберту Хамфри и непопулярной в обществе войне.

Молодежь отправилась в низы. Забыв про бороды, длинные волосы, наркотики, они выбросили лозунг «Дружно за Юджина», то есть за сенатора — противника войны во Вьетнаме Юджина Маккарти. Уличная пропаганда принесла успех — целую серию убедительных побед на первичных выборах. Когда несколько позже сенатор Роберт Кеннеди решил, что и он может без политического риска вступить в гонку, между ним и Маккарти развернулся рыцарский турнир, ведь оба опирались на программу, выдвинутую молодежью.

И только один политик не участвовал в первичных выборах — лидер гонки Хамфри. Избегая их по той простой причине, что шансов победить не было никаких, Хамфри оставался в тени, терпеливо заручаясь поддержкой боссов. Власть старой олигархии была теперь у всех на виду, маски сброшены, бархатные перчатки тоже. Делегаты съезда, которым предстояло проголосовать за Хамфри, были тщательно отобраны и куплены на корню партийной и профсоюзной верхушкой. По словам Теодора Уайта, в первичных выборах Хамфри не участвовал, но АФТ/КПП подарила ему почти всю Пенсильванию, Мэриленд, Мичиган и Огайо.

После убийства Роберта Кеннеди в день победы на первичных выборах в Калифорнии молодежный поезд резко затормозил. С уходом Кеннеди хорошо смазанная партийная машина удалила инородное тело и придала решающее ускорение паровозу Хамфри. Испытанная политика боссов столкнулась с обновленной политикой молодых активистов и взяла верх — не на избирательных участках, но на съезде партии в Чикаго, решения которого были известны заранее.

Проигнорировав мнение миллионов американцев, высказанное на первичных выборах, чикагский съезд продемонстрировал, что демократическая партия — это на самом деле «партия политиканов». «От клуба до мэрии, от капито-лия штата до Вашингтона — повсюду профессиональные политики сошлись на одном: любителям следует указать на дверь. Профессионалы распоряжались номинациями — от окружных судей и олдерменов до сенаторов и президентов, и единственный путь на ноябрьские выборы лежал через их приемные».

Но молодежь не желала уступать. Потерпев поражение в съездовском зале, она, на сей раз в буквальном смысле, вышла на улицу, чтобы выразить свое возмущение происходящим внутри. По мере того как съезд полз к своему предрешенному финалу, молодые люди, работавшие на Маккарти и Кеннеди не за страх, а за совесть, проводили демонстрации на улицах. Полиция чикагского мэра Ричарда Дейли встретила их слезоточивым газом, водометами, дубинками и кулаками. То, что началось как мирное, пусть и пылкое шествие, превратилось в кровавое полицейское побоище. Молодежь скандировала прямо перед телевизионными камерами: «Весь мир смотрит на нас». И так оно и было.

Люди действительно с ужасом наблюдали за тем, как во втором по величине городе Америки льется кровь их молодых соотечественников. В это самое время сенатор-либерал от Коннектикута Авраам Рибиков (некогда член правительства Кеннеди) поднялся на трибуну съезда и потребовал положить конец жестоким действиям полиции. Мэр Дейли вскочил со своего места и яростно погрозил сенатору пальцем. И за этим тоже наблюдала вся страна. Вообще-то Рибиков взял слово для того, чтобы выдвинуть кандидатом в президенты от демократической партии сенатора от Южной Дакоты Джорджа Макгаверна, вступившего в гонку в самый последний момент. Но, отложив в сторону заготовленную речь, Рибиков последовал совету Фрэнка Манкевича и заговорил о том, что происходит в городе. «Джордж Макгаверн, — сказал он, — никогда бы не позволил применять на улицах Чикаго гестаповскую тактику». Рибиков — как и вся Америка — услышал истерические выкрики мэра Дейли: «Ах ты, гаденыш! Гаденыш!» «До чего же трудно принять.истину, — откликнулся Рибиков. — Поистине трудно».

«Эйб и мэр вступили в перепалку, — пишет в автобиографии Макгаверн, — и мне стало ясно, что демократическая партия распадается на части». На глазах у всей Америки Джозеф Алиото, один из делегатов от Сан-Франциско, назвал имя Хьюберта Хамфри как кандидата на президентский пост. Уайт так описывает эту телевизионную постановку: «Камеры последовательно выхватывали лица Алиото, толстяков делегатов с сигарами в зубах, Дейли, грозно выставившего вперед свою бульдожью челюсть: вся процедура номинации, без всяких слов, чисто визуально предстала кукольным спектаклем».

Тем временем Юджин Маккарти в своем гостиничном номере рвал простыни на бинты раненым демонстрантам, а Хьюберт Хамфри с ужасом наблюдал за тем, как стремительно тают его шансы на победу в ноябре.

Коротко говоря, в 1968 году мы наблюдали саморазоблачение так называемого демократического процесса, на самом деле обернувшегося торжеством авторитаризма. Произошедшее не только поддало жара публике, требующей перемен, но и вызвало у рядовых участников отвращение к собственной партии, которая, на словах провозглашая демократические принципы, столь откровенно демонстрирует свой авторитарный характер.

В результате гнусной кампании 1968 года Хамфри потерпел заслуженное поражение, а Никсон одержал незаслуженную победу. Но необходимость реформ не исчезла.

По правде говоря, недостатки системы были настолько ясны даже внутри самой партии, что разговоры о необходимости реформ начались еще до открытия чикагского съезда. Утверждая, что демократическая партия превратилась в закрытый клуб партийных боссов, реформаторские силы обрушились с критикой на деятельность мандатной и процедурной комиссий съезда: они выражали протест против системы, при которой кучка боссов выдвигает кандидатов, не считаясь с волей, выраженной на первичных партийных выборах. Представители Юджина Маккарти не желали мириться с положением, позволявшим тем же боссам контролировать ход съезда, применяя так называемое «правило солидарности», по которому большинство делегации от того или иного штата может накинуть намордник на меньшинство и заставить его голосовать по-своему. В то же время и сами члены мандатной комиссии нашли неприемлемым то, что некоторые делегаты съезда были избраны целых два года назад, еще до начала президентской кампании, а также то, что в некоторых штатах право назначения делегатов дается одному человеку. Многие делегаты, по мнению членов комиссии, были избраны каким-то доморощенным, диким образом, например, в частных домах. К тому же в ряде случаев основанием для отказа становилась расовая принадлежность претендента.