ли из-за давки погибли десятки мужчин и женщин, среди жертв было множество членов всаднического сословия.

Еще один император, Гелиогабал, воспользовался способом, применявшимся при осадах, аналогом современных слезоточивых газов, но гораздо более опасным. Он велел швырять в толпу змей, заключенных в амфоры, результатом чего стало беспорядочное бегство с очередной давкой и множеством растоптанных жертв.

В ту эпоху, о которой у нас идет речь, этой опасности нет. Траян — народный любимец, и он умеет вызывать эту любовь. Вместо того чтобы располагаться на пульвинаре,[104] императорской трибуне, возвышающейся над остальными зрительскими местами, подобно небольшому храму, на значительном расстоянии от остальной публики, он любит садиться среди зрителей, беседовать с ними на латыни с сильным иберийским акцентом, и люди ощущают, что он — один из них. А сегодня его нет в Риме, он далеко на Востоке. Но жители Рима и всей империи любят его и чувствуют его присутствие, словно он покровительствует их семьям и домам. Они воспринимают его как всеобщего «отца семейства»,[105] который сумел расширить пределы империи, как никто до него, придав ей силу и увеличив богатство.

Зрелище начинается. Появление старого знакомого

Почти все места уже заняты. Рядом с нами уселся невысокий толстый господин с двойным подбородком, поросшим колючей щетиной. Он вглядывается в трибуны напротив, на другой стороне цирка. Вдруг он оборачивается к нам и долго не отводит глаз, очевидно пытаясь припомнить, где он нас уже видел. Но вот в глазах блеснул огонек, он узнал нас и приветствует улыбкой. Мы тоже его узнали: это «привратник» инсулы, которую мы посещали во время нашей предыдущей прогулки по Риму (в книге «Один день в Древнем Риме»[106]). На нем все та же грязная туника, и манеры все те же. Не хватает только узловатой дубинки из оливкового дерева, которой он усмиряет ссоры и стычки между жильцами. Здесь она ему не нужна… По этой дубинке мы в прошлый раз поняли, что речь идет о впавшем в немилость центурионе, зарабатывавшем себе на хлеб новым ремеслом. За эти три года он не изменился. Теперь он угощает нас вином из кожаной фляжки и спрашивает, как прошла прогулка по Риму… И каждый раз улыбается, видя, с каким изумлением и энтузиазмом мы рассказываем о банальных для него вещах: гладиаторах в Колизее, термах, пирах, невольничьих рынках…

Беседу прерывают две молодые женщины, которым надо пройти мимо нас на свои места. Их широкие туники задевают наши ноги. Проходя, они улыбаются, и нас окутывает облако свежего и пьянящего аромата духов. Как только они усаживаются чуть поодаль, с ними сразу же заговаривают двое юношей. И женщины не остаются равнодушными: сначала, конечно, они немного ломаются, а потом дают себя вовлечь в болтовню. Их любопытство и готовность принимать ухаживания очевидны. Иначе к чему все эти духи…

И неудивительно: поскольку здесь бывают женщины, многие юноши посещают цирк специально, чтобы увиваться за девушками.

Сам поэт Овидий советует это в своей знаменитой «Науке любви»: Большой цирк — одно из лучших мест в Риме для знакомства с девушками. Но это не единственное такое место, как мы узнаем, когда выйдем отсюда. Мы сможем выяснить, куда надо пойти, чтобы закадрить девицу в древнем Риме! А пока двое молодых людей уже поинтересовались у новых знакомых, за какую колесницу они болеют, и делают вид, что тоже поддерживают ее… Сюжет настолько избитый, что даже центурион-привратник смотрит, улыбаясь и подмигивая нам… Когда-то и он вел себя подобным же образом… Так начинают ухаживание в Большом цирке…

Торжественное появление pompa circensis

Солнце уже осветило весь цирк, арену тщательно разровняли, несколько служителей бегут занимать свои места. Заканчиваются приготовления к соревнованиям, в целом они заняли несколько дней. Все готово. Публика гудит; уже несколько минут группки болельщиков скандируют имена самых знаменитых лошадей и возниц и речовки-дразнилки. А остальная публика смеется. Невероятно, насколько все это напоминает то, что мы видим сегодня на футбольных стадионах…

Начало состязаний — настоящая торжественная церемония, проводящаяся согласно строгому протоколу. Мы бы могли сравнить ее с церемонией открытия Олимпийских игр. Организатор, то есть тот, кто заплатил за организацию этих состязаний, выходит на арену во главе длинной процессии, шествующей издалека, от самого Капитолия. Как полководец во время своего триумфального шествия, он пройдет через расступившуюся толпу людей на форуме и вступит в Большой цирк, где совершит почетный круг по арене.

До наших ушей с улицы доносятся овации. Сначала они слышались вдалеке, но вот они раздаются все громче, значит процессия приближается к зданию цирка.

И вот, под рев труб, процессия выходит на арену, а 150 тысяч зрителей взрываются оглушительными криками. Это неописуемый момент, говорить невозможно, даже думать не получается в таком шуме и грохоте. Все обращают взор в сторону величественной триумфальной арки в центре полукруглой стены цирка, возвышающейся над трибунами, подобно горе.

Может показаться странным, что в Большой цирк «встроена» целая триумфальная арка. На самом деле она имеет отношение к торжественной церемонии в честь военных побед. Возведенная по приказу Тита, она является одним из ключевых сооружений по пути парадов победоносных полководцев, вступающих в Рим: путь следования триумфальной процессии пролегает через Большой цирк, где их восторженно приветствует толпа, а затем процессия направляется к форуму и Капитолию, где воздает почести Юпитеру. То есть эта процессия движется в направлении, противоположном той, за которой мы сейчас наблюдаем.

Первыми появляются молодые юноши верхом на лошадях, они из самых знатных и именитых семейств Рима. За ними другие, те идут пешком. Потом под всеобщие ликующие выкрики выезжают на своих квадригах возничие, которые будут участвовать в состязаниях. Каждый зритель пытается разглядеть своего любимчика, а узнав его, принимается выкрикивать его имя. Публика приветствует возничих стоя, они в ответ машут толпе рукой. Овации в этот момент достигают апогея, их слышит весь город, до самых дальних предместий. Сотни тысяч римлян, занятых своими повседневными делами, поворачивают головы в сторону цирка. На мгновение, как по волшебству, Большой цирк проникает во все дома, на все улицы, во все головы в столице Римской империи.

Сцену, подобную той, что мы сейчас видим, описал Дионисий Галикарнасский в эпоху правления Августа. Это так называемая pompa circensis.

Две колесницы следуют за участниками прочих состязаний и зрелищ: молодыми возницами, наездниками на своих скакунах и акробатами, которые будут развлекать публику в перерывах.

Здесь есть и танцоры с музыкантами (с лирами и флейтами), одетые в пурпур. Служители