– Поспи, – сказала она. – В шесть тебе нужно быть в гримерной. Прогон камер – в восемь, и я не хочу, чтобы ты выглядела измученной.

Карины пальцы согнулись, точно когти. В ее сердце клокотала незнаемая доселе ярость:

– Я не буду выступать для вас, сенатор. Ваша госпожа… – Кара заметила, как Кейс слегка поморщилась, услышав это слово, но была слишком зла, чтобы насладиться ее неловкостью, – выпила вашу Парву Хан. Я здесь не для того, чтобы заменять ее вам.

– Она была… – начала Кейс.

– ОНА БЫЛА МОЕЙ СЕСТРОЙ! – заорала Кара.

Кейс даже не дрогнула, словно терпеливо дожидаясь, пока голос девушки отзвенит в ушах, а потом проговорила с холодной неприязнью:

– Полагаю, ты ошибаешься. Думаю, ты предстанешь перед камерами, Парва. Существуют методы убеждения, не портящие внешнего вида.

Секунду Кара не понимала, о чем она говорит. Потом почти рассмеялась:

– Пытки? – она указала на собственное лицо. – Знаете, откуда они?

– Слышала сказочку про колючую проволоку, если ты об этом. От твоей… сестры.

– Вы все еще считаете, что это сказочка? – прошипела Кара. – Подумайте о том, откуда мы только что пришли. Подумайте о том, что только что видели.

Взгляд Кейс непонимающе забегал по лицу девушки. Кара просто смотрела в ответ, удивляясь, как женщине удалось запечатать секретный позор в подвале от остальных своих мыслей. Не отрывая взгляда от бледных глаз Кейс, Кара увидела мгновение, когда эта печать надломилась.

– Хочешь сказать, все так и было?..

– До последнего слова, – ответила Кара. Она встала прямее, выпятив грудь, голос ее сочился презрением. Противостоять этой женщине стало для нее такой же потребностью, как дышать. – Так чем вы планируете мне угрожать?

Мгновение Кейс выглядела потрясенной, затем ее черты заволокла невозмутимость, гладкая, словно густое масло.

– Что-нибудь придумаю, – ответила она. Бросив Каре ее пустую сумку, сенатор распахнула дверь. – Хороших снов, графиня.

Услышав, как в двери повернулся ключ, Кара тяжело припала к двери и принялась царапать ее, словно могла выбраться наружу. Занозы от расщепленного дерева застряли под ногтями, кровь размазалась по волокнам.

Дрожа, девушка развернулась, пересекла комнату тремя быстрыми шагами и всем телом бросилась на окно… но армированное стекло, выдерживающее куски падающих кирпичей, даже не выгнулось, сколько бы Кара ни бросалась на него снова и снова, бездумно, словно насекомое.

Девушка не останавливалась, пока ноги ее не подкосились, и она не рухнула на колени. Отчаянно прикрыв рукой глаза, она уставилась на стекло: в отраженном городе стоял ясный, холодный день, и Парва, мутная, словно призрак, смотрела на Кару с его поверхности.

«Может, – она попыталась убедить саму себя, – может, так даже лучше. По крайней мере, для нее». Может, в зеркальной сестре осталась какая-то часть, все еще бывшая ею, и, возможно, этой части лучше было ничего не помнить. Кара попыталась, но не могла заставить себя в это поверить. Рыдание, словно булыжник, застряло у нее в груди, и она не могла извлечь его.

Закрыв глаза, она увидела их лица: Парвы, мамы, папы и, отчетливее всех, – Бет. Бет, от которой она сбежала, не сказав ни слова. Она так сильно их любила, а теперь больше никогда не увидит.

Порывшись в своей кожаной сумке, Кара вытащила последнее, что там оставалось. В ладони дрогнула кирпичная скорлупка, переданная ей Бет. Она никогда не узнает, почему лучшая подруга ее покинула. Карины пальцы медленно сомкнулись над хрупкой драгоценностью, не подчиняясь хозяйке. Она наблюдала изнутри себя, не испытывая ни малейшего ужаса, как они сжались, и скорлупка треснула. Обожженные глиняные черепки впились в ладонь, и она упивалась драгоценной болью, хотя и оплакивала память, которую они хранили.

Девушка не могла обуздать свои мысли. Она представляла Богиню в подвале, рассевшуюся в глубинах зазеркального города. Видела, как дрожат ее руки, и вспомнила наркотическую дрожь кранокостных пальцев Матери Улиц.

«Скажи, как мне снова вернуться домой?»

Сопереживание вторглось в нее, словно паразит, и Кара отпрянула. Девушка попыталась его оттолкнуть, но оно крепко вцепилось в нее, и перед своим внутренним взором она видела Леди Улиц, отрезанную от дома, ото всех, кто ее любил и ненавидел, ото всех, кто ее вообще знал, ото всего, что делало ее ею.

Кару сотрясла дрожь, она всхлипнула, а потом слезы потекли рекой. Свернувшись на полу, она безуспешно пыталась упокоиться, стиснуть клацавшие зубы. Девушка изо всех сил боролась с дрожью, ее кожа раскраснелась от воспоминаний о проволоке.

Потребовалось много времени, чтобы привести мышцы в порядок. Кара позволила себе опустить голову на пол.

Волосы под платком взмокли от пота, глаза казались камешками в черепе. Она изнемогала. В голове было пусто. Постепенно она стала осознавать одну мысль, тлевшую, словно уголек, погребенный в остывающем пепле мозга.

«Я не буду выступать для вас, сенатор».

Наверное, прошел не один час – свет в окнах потускнел, и выкованные из облаков башни окрасились в цвета заката.

«Не буду».

Попробовав встать на ноги, Кара вздохнула с облегчением: пусть чувствительность еще не до конца вернулась к ним, но они хотя бы разогнулись. Ноги устали, но были ее собственными. Протяжно вздохнув, девушка встала и, пошатываясь, подошла к окну. И только дважды подергав ручку, заметила рубцы на блестящем металле рамы: она была заварена намертво. Кейс оказалась не настолько глупа, чтобы второй раз оставить ей путь к отступлению. Снаружи кто-то пел, радуясь началу Ночи Розыгрыша. Стекло делало его голос пронзительным.

Кара оказалась в ловушке, отрезанная ото всех, кто ее знал. Девушка посмотрела вниз, на реку, на отраженное в ней пламя вечера. Это освежило память.

«Я буду…»

Теперь воздух двигался внутри нее свободнее, тело снова ощущалось своим. Кара потерла кончик большого пальца, но не царапала кутикулу. Руки чесались что-нибудь взять, что-нибудь сделать.

Взгляд упал на косметичку на комоде. Кара взяла ее и поднесла к окну. Руки дрожали, но это было просто желание – энергия, кипящая в ней. Она стала быстро писать огрызком карандаша для глаз, скрипя по стеклу. В мире, где изображение было всем, окно держало изображение Лондона-за-Стеклом, города Кейс, и Кара писала по этому изображению неровные черные буквы, пока, наконец, с последним всплеском переполнявшей ее энергии, не швырнула карандаш на пол.

Сердце колотилось, когда она отступила назад и прочитала:

Кара уселась на пол, скрестив ноги. Руки, сложенные на коленях, наконец-то перестали дрожать. В небе померк последний свет. Далеко внизу девушка услышала автомобильный гудок. Сейчас должны прибыть гости церемонии, догадалась она, разодетые в пух и прах, носящие асимметричные вечерние наряды с обложек журналов. Они приведут свои семьи, чуть ли не теряющие сознание при мысли о встрече с Лицом Стеклянной Лотереи. Кара улыбнулась, пробуя выражение лица. Риск. Только для себя.