Уже в самом начале 1930-х годов высшее партийное руководство объявило карточную систему вынужденной временной мерой. Получивший некоторое распространение лозунг скорого перехода к социалистическому продуктообмену и отмены торговли был осужден как «левацкий». «[…] Нормирование — не социалистический идеал […] От него хорошо бы поскорее избавиться, как только будет достаточно товаров», — говорил, например, на пленуме ЦК ВКП(б) в октябре 1931 г. нарком снабжения СССР А. И. Микоян[534]. На XVII съезде партии Сталин, в свое время внесший немалый вклад в подрыв денежной экономики и распространение «левых загибов», уделил проблемам торговли специальное внимание, осудив «левацкую болтовню» «о том, что советская торговля является якобы пройденной стадией, что нам надо наладить прямой продуктообмен»[535]. Находясь в отпуске на юге, Сталин 22 октября 1934 г. писал Кагановичу: «Нам нужно иметь в руках государства 1 миллиард 400–500 мил. пудов хлеба для того, чтобы уничтожить в конце этого года карточную систему по хлебу, недавно еще нужную и полезную, а теперь ставшую оковами для народного хозяйства»[536]. Именно после этого поручения Сталина началась подготовка отмены карточек. Причем, как показывают факты, эта реформа была предопределена не столько чистыми политическими мотивами, сколько экономической ситуацией, в частности серьезными осложнениями в бюджетной сфере[537].

На ноябрьском пленуме 1934 г. при обсуждении вопроса об отмене карточной системы Сталин вновь подчеркнул значение торговли и денег как важнейших рычагов экономической политики. Выслушав выступавших на пленуме ораторов, которых интересовали прежде всего технические, организационные вопросы отмены карточек, Сталин заявил (речь эта не была опубликована): «Я взял слово для того, чтобы несколько вопросов разъяснить, как я их понимаю в связи с тем, что ораторы, видимо, не совсем представляют, не совсем поняли насчет смысла и значения введения этой реформы. В чем смысл политики отмены карточной системы? Прежде всего в том, что мы хотим укрепить денежное хозяйство […] Денежное хозяйство — это один из тех немногих буржуазных аппаратов экономики, который мы, социалисты, должны использовать до дна […] Он очень гибкий, он нам нужен […] Развернуть товарооборот, развернуть советскую торговлю, укрепить денежное хозяйство, — вот основной смысл предпринимаемой нами реформы […] Деньги пойдут в ход, пойдет мода на деньги, чего не было у нас давно, и денежное хозяйство укрепится. Курс рубля станет более прочный, бесспорно, а укрепить рубль — значит укрепить все наше планирование и хозрасчет»[538].

Материалы ноябрьского пленума 1934 г. не подтверждают утверждения Б. Николаевского, что этот пленум был «завершением успехов Кирова», что «Киров был главным Докладчиком и героем дня»[539]. Если и были «герои дня» на этом пленуме, то к ним скорее можно причислить Сталина, Молотова и Кагановича, которые выступили с докладами по принципиальным вопросам и вели себя на пленуме особенно активно. Киров не шел дальше установок, выдвинутых Сталиным. 1 декабря 1934 г., в день своей гибели, Киров должен был выступать на собрании партийного актива с докладом об итогах ноябрьского пленума. Сохранившийся в фонде Кирова конспект выступления показывает, что Киров готовился лишь повторить общие места из речи Сталина: «Промышленность неплохая. Сельское хозяйство. Сомкнуть их товарооборотом. Прямой продуктообмен — рано. Товарооборот не использован […] Укрепление хозрасчета […] Роль денег […] Новый стимул вперед»[540].

Ведущую роль, судя по известным фактам, Сталин играл также в реорганизации ОГПУ и некотором смягчении карательной политики, о чем необходимо сказать отдельно.

Предложение о создании союзного Наркомата внутренних дел Сталин выдвинул на первом же заседании Политбюро нового созыва, 20 февраля 1934 г. Причем первоначально этот вопрос в повестке не значился и был инициирован лично Сталиным уже на самом заседании. В принятом решении говорилось: «Признать необходимой организацию Союзного наркомата внутренних дел с включением в этот наркомат реорганизованного ОГПУ»[541]. Через две недели Политбюро опросом приняло решение о подготовке проекта положения о НКВД и Особом совещании НКВД и создании для этой цели комиссии под председательством Кагановича. Судя по документам, это было сделано также по инициативе Сталина. Оригинал этого решения Политбюро представляет собой текст, написанный заведующим Особым сектором А. Н. Поскребышевым карандашом на бланке ЦК ВКП(б).

Под формулировкой решения Поскребышев сразу же сделал потметку: «т. Стал[ин,] Каг[анович,] Мол[отов,] — за(А[.] Поскребышев])». Затем на бланке была сделана запись о том, что за решение высказались (скорее всего, они опрашивались по телефону) Ворошилов, Андреев, Куйбышев, Микоян, Калинин, Орджоникидзе[542]. Порядок оформления этого документа дает возможность утверждать, что решение о выработке положения об НКВД и Особом совещании было принято на встрече Сталина, Молотова и Кагановича. Несомненно, Каганович, как председатель созданной комиссии, получил все указания о принципиальных моментах будущего положения об НКВД.

О содержании разговоров по поводу реорганизации карательной политики, которые велись на таких встречах, можно судить на основании высказываний членов Политбюро и других высокопоставленных советских руководителей, сделанных ими в разное время и по разным поводам, однако совпадающих по своей сути. Например, 9 июля 1934 г. К. Е. Ворошилов направил Сталину проект решения Политбюро об освобождении из заключения А. И. Верховского, высокопоставленного военного специалиста, который был арестован как «военный заговорщик». В сопроводительном письме Ворошилов так прокомментировал ходатайство Верховского об освобождении: «Если и допустить, что, состоя в рядах Красной армии, Верховский А. не был активным контрреволюционером, то, во всяком случае, другом нашим он никогда не был, вряд ли и теперь стал им. Это ясно. Тем не менее, учитывая, что обстановка теперь резко изменилась (подчеркнуто мной. — О. X.), считаю, что можно было бы без особого риска его освободить, использовав по линии научно-исследовательской работы». Политбюро одобрило это предложение Ворошилова[543].