Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты кого спрашиваешь, меня или его?
Джемми стоически терпел, пока мать вытирала ему попу мокрой холодной тряпочкой, напевая новую песенку собственного сочинения, состоящую из одной строки: «Фу, фу, чолт, чолт, фу, фу…»
Наконец Брианна взяла его на руки и уселась у очага.
– Хочешь кушать? – спросила она, развязывая ворот рубашки.
– Еще бы, – с чувством ответил Роджер.
Бри сочувственно рассмеялась, усадила Джемми на колени и начала кормить.
– А тебе придется подождать, – сказала она мужу. – Что будешь на завтрак: овсянку или кукурузный пудинг?
– А что еще в меню?
Черт, пора вставать. Опять все сначала.
– Есть тосты и клубничный джем. Сыр. Могу сделать яичницу, только тебе придется сходить в курятник – в кладовой ничего не осталось.
На самом деле еда его мало волновала – он не мог отвести взгляда от Брианны, ее длинных ног, прикрытых рубашкой, и ступней, поджатых под стул. Кажется, она заметила, что он думает совсем не о еде, и улыбнулась, любуясь его обнаженным телом.
– Ты хорошо выглядишь, Роджер, – едва слышно сказала она, опустив свободную руку. Длинные пальцы с коротко обстриженными ногтями медленно двигались, рисуя круги на внутренней стороне бедра.
– А ты еще лучше, – хрипло произнес он.
Брианна ласково погладила Джемми по спинке.
– Проведаешь после завтрака тетю Лиззи, милый? – спросила она, не глядя на сына, и пухлые губы разошлись в улыбке.
Роджеру так хотелось прикоснуться к ней, что он не стал ждать завтрака. Он взял ее шаль, лежавшую в ногах кровати, благопристойно обернул вокруг бедер и опустился на колени рядом со стулом.
Из окна дуло, сквозняк разлохматил ее волосы, и руки покрылись пупырышками. Роджер обнял жену и сына. Теперь ветер холодил его спину, но ему было все равно.
– Я люблю тебя, – прошептал он, накрыв ладонью ее руку, лежащую на бедре.
Брианна склонилась и поцеловала его в губы.
– Я тебя тоже.
Она уже успела прополоскать рот водой и вином, и Роджер почувствовал на ее губах вкус осеннего винограда и свежесть ручья. Тут деревянная дверь затряслась от ударов и раздался голос тестя:
– Роджер! Ты там? Вставай сейчас же.
– Чего это он спрашивает, здесь ли я? – прошептал Роджер. – Где мне еще быть?
– Шшш. – Брианна поцеловала его в шею и неохотно отпустила, не отводя восхищенных глаз. – Уже встал, папа, – крикнула она.
– Ага, и не только он, – тихо проворчал Роджер и рявкнул: – Иду! Где, черт возьми, моя одежда?
– Под кроватью, где ты ее вчера оставил.
Брианна отпустил Джемми, который, услышав голос деда, завопил, бросился к закрытой двери и начал колотить в нее. Едва встав на ноги, он за считаные дни перешел к следующему этапу и теперь носился не переставая.
– Давай быстрее! – В хижину хлынул солнечный свет, и в открытом окне появилось широкоскулое лицо Джейми Фрейзера, горящее от волнения. Его брови влетели вверх, когда он увидел, как Роджер ползает по полу, зажимая рубашку между ног. – Шевелись, парень! Нет времени ползать с голой задницей. Маклауд видели в горах каких-то зверей.
Он послал Джемми воздушный поцелуй.
– A ghille ruaidh, a charaid! Ciamar a tha thu? [19]
Роджер забыл о сексе и смущении. Он натянул рубашку и вскочил.
– Каких? Лосей или оленей?
– Какая разница – и то, и то мясо.
Джейми опустил занавеску, и комната погрузилась во тьму.
Тесть впустил в комнату свежий воздух, напомнивший об охоте, бодрящем ветре и багряных листьях, грязи и свежем помете, мокрой шести, лоснящейся звериной шкуре и запахе пороха.
Бросив последний жаждущий взгляд на тело жены, Роджер схватил чулки.
Тяжело дыша, охотники поднялись туда, где горы поросли темно-зелеными хвойными деревьями. На этой высоте островки бальзамической пихты и тсуги соседствовали с группами елей и сосен. Возвышавшаяся над источенными ветром камнями, вечнозеленая хвоя, казалось, горько рыдала по мимолетному великолепию опавших листьев внизу.
В густой тени Роджер дрожал от холода и радовался, что натянул шерстяную охотничью рубашку поверх льняной. Люди молчали, даже когда останавливались перевести дух. Безмятежность окрестностей не располагала к разговорам.
Дикая местность вокруг выглядела мирной и безжизненной. То ли дичь ушла, то ли Маклауд ошибся… Перевалив через хребет, они вышли на открытое пространство, залитое солнцем. Несмотря на холодный и разреженный воздух, Роджер почувствовал, как по телу растекается тепло, и зажмурился от удовольствия. Не сговариваясь, мужчины остановились на поляне, защищенной от пронизывающего ветра, чтобы погреться в ярких лучах.
Джейми подошел к краю уступа. Его медно-рыжие волосы, собранные в хвост, полыхали на солнце. Поворачивая голову из стороны в сторону, он высматривал дичь среди деревьев. Глядя на трепещущие ноздри тестя, Роджер усмехнулся. Если Джейми ее вынюхает, он не удивится. Сам он тоже постарался втянуть воздух, но учуял только запахи гниющих листьев и застарелого пота Кенни Линдси.
Джейми покачал головой, повернулся к Фергусу и что-то тихо сказал. Потом взобрался по уступу и исчез.
– Мы подождем, – лаконично заявил Фергус остальным и сел на землю. Он достал из сумки пару резных каменных шариков и начал перекатывать их в ладони и между проворными пальцами.
Яркие лучи осеннего солнца тянулись сквозь голые ветви к умирающей земле, чтобы теплым касанием принести ей последнее утешение. Мужчины сидели, тихо переговариваясь, и здесь, под солнцем, Роджер явно ощутил вонь свежего пота, перебивавшую запах грязных тел. А что, если животные чуют человеческий запах и потому практически невозможно подобраться к ним незаметно? Однажды он видел, как мохоки натирались травами, чтобы обмануть обоняние дичи во время охоты. Хотя даже мятное масло не справится с вонью Кенни Линдси.
Наверное, он и сам пах не лучше. Роджер нагнулся к вырезу рубашки и втянул воздух. Пот тонкой струйкой тек по шее под волосами. Он вытер его воротником и решил, что не вернется в хижину, пока не вымоется, даже если ручей уже замерз.
Душ и дезодоранты имеют не только эстетическое значение, ведь рано или поздно мы привыкаем к любой вони. В своем времени, практически лишенном природных запахов, он даже не догадывался, какое значение они имеют. Порой Роджер чувствовал себя дикарем, когда примитивные инстинкты вдруг срывались с цепи под действием случайных ароматов.
Он вспомнил о том, что видел на прошлой неделе, и краска залила его лицо.