Но, повторяю, подобная неприятность может случиться, если вы станете вести себя неправильно. Я достаточно ясно выразился? Поэтому налейте себе ещё этой «аквавиты» и начинайте говорить со мной, как с неприятным, но богатым дядюшкой, от которого вы можете кое-что унаследовать, а можете и «ostatsia s nosom»…

– Видите ли, сэр, в этом деле очень много непонятного. Не буду скрывать – я в какой-то мере способствовал тому, чтобы ряд лиц, особенно недовольных политикой Президента, приняли радикальное решение. Но именно способствовал – эта готовность у них существовала изначально. Я обещал им поддержку, и не только финансовую…

– Неужели прямую военную интервенцию?

– Я имел такие инструкции. Если бы события начали развиваться в неблагоприятном направлении, не исключался ввод миротворческих контингентов. Для охраны нашего посольства, сэр, атомных электростанций, газа и нефтепроводов…

– Очень, очень смело. Видимо, у вас в Лэнгли никто не вспомнил, что в двадцатом веке мы уже вводили «миротворческие силы» в Россию…[93]

– Тут совсем другой случай, сэр. Сейчас в России нет условий для организации дееспособного сопротивления. Возьмём бывшую Югославию или Грузию… Население должно было согласиться с решениями нового правительства и международной помощью.

– А также возьмите Ирак и Афганистан. Кое в чём у России с ними больше общего, чем даже с православными Сербией и Грузией…

– В чём же, сэр?

– Хотя бы в том, что три названные страны никогда не были полностью оккупированы и не жили сотни лет в качестве чужой колонии. Если вам не трудно, Лерой, выгляните в окно…

Разведчик, недоумённо пожав плечами, выполнил просьбу посла.

– Ну и как? Вы видите толпы русских, радостно приветствующих «новое правительство» и «миротворческие силы»?

– Но простите, сэр, это окно выходит во двор… Ах да! Я понял вашу аллегорию. И тем не менее. Наш план не допускал поражения. Всё было просчитано. Высшие офицеры госбезопасности, батальон готовых на всё солдат русского спецназа – и Президент на своей даче, окружённый группкой почти безоружной охраны. Через час-другой он уже делал бы «Заявление». Совсем другое заявление. Или – случайно застрелился бы из собственного ружья, готовясь к охоте…

– В России сезон охоты ещё не открыт, – сухо заметил посол.

– Да господи! Это такая мелочь! Кто в этой стране соблюдает хоть какие-то законы?

– Очевидно, именно поэтому вы совершили ту же ошибку, что Наполеон, Гитлер и так далее. Вы решили, что противник станет играть по вашему сценарию и произносить реплики в предписанном порядке. Так где ваш спецназ и застрелившийся Президент?

– Об этом я и хотел сказать, сэр. Произошло что-то глубоко неправильное. И дело совсем не в моей самонадеянности или наполеоновских ошибках. Машина завертелась вопреки законам механики и физики…

Посол это понял с самого начала. Несмотря на свою якобы пророссийскую риторику, он делал всё, что было в его силах, чтобы переворот удался. Руки не пачкал прямыми контактами с будущими Пиночетами, но его вклад в подготовку акции, обещавшей стать крупнейшим успехом США в XXI веке, был не меньшим, чем у Лютенса. Пожалуй, гораздо большим. А его теперешняя поза была всего лишь репетицией-экспромтом. Крейг чувствовал, что предназначенная для цэрэушника позиция пригодится и в контактах со старой/новой российской властью, и для отчёта перед своим президентом и Конгрессом. Поэтому весь разговор записывался на видео. Кроме Лютенса, у посла имелась и собственная служба безопасности.

При этом так же, как разведчик, Крейг недоумевал, вводя фактор «загадочной русской души» уже задним числом.

Это, кстати, один из плохо воспринимаемых даже достаточно умными людьми закон психологии (в ней тоже есть законы, не менее точные, чем в физике. Только не все об этом догадываются): «Почти невозможно учитывать в своей практической деятельности свойства (убеждения, способности) объекта, которыми ты сам не располагаешь или их не разделяешь».

Как случилось, что своевременно даже до Лютенса (и ни до одного разведпредставительства дружественных держав) не дошла информация о предпринятой попытке (а главное – о результате этой попытки) ареста Президента на его даче. И о нескольких достаточно масштабных боестолкновениях в течение минувшей ночи. Это особенно интересно в свете того, что в принципе вся схема заговора с последующим переворотом, технология его подготовки, достоверные данные о численном и персональном составе антипрезидентских сил были известны всем, кому положено. И существовала чёткая, выверенная схема непрерывного перекрёстного информирования в режиме реального времени.

Были выплачены сотни миллионов долларов и евро в виде перечислений на личные счета ключевых фигур и выдачи огромных по российским меркам наличных сумм на оперативные и непредвиденные расходы, уже сделанные и ещё только предстоящие. Кураторы «мероприятия» на этот раз решили не жадничать, всё равно ведь любые вложения многократно окупятся уже в ближайший год, а благодаря своевременным поправкам к законодательству США появилась возможность целевым назначением отпечатать «дополнительный тираж» зелёного всеобщего эквивалента, превышающий бюджет не самого маленького европейского государства. Отдельный вопрос – какой процент от этих «с неба упавших» миллиардов дошёл по назначению, а какой был использован «более рационально», с точки зрения распорядителей и получателей этого кредита? Казённые средства в любой стране мира, даже такой «просвещённой», как США, пилят с не меньшим азартом, чем в Зимбабве. И попадаются не слишком часто, рука руку в силу обычной анатомии моет.

Масса специалистов с богатым опытом организации мятежей, революций и «конституционных» смен власти в десятках стран мира с самыми разными историями, культурами и формами правления сделали всё, что умели, и в своих отчётах и докладных гарантировали безусловный успех самого масштабного за последние десятилетия проекта.

Возможно, и сам Лютенс был в курсе лишь небольшой части проделанной работы. Тут (и отнюдь не только в Москве) потрудились очень и очень многие, зачастую не пересекающиеся организации и ведомства десятка с лишним государств.

И вдруг такой катастрофический облом!

– Вы только представьте, сэр, – Лютенс настолько резко сменил алгоритм общения с послом, что это выглядело даже несколько смешно. Крейг подумал, что вот на глазах разоблачён ещё один миф о рабской сущности русских и непередаваемо высоком уровне свободолюбия и самоуважения у американцев. Может быть, так оно и есть на уровне общения фермера из Айовы или техасского рейнджера с губернатором штата. Но степень низкопоклонства офисного клерка перед начальником отдела или такого вот Лютенса перед ним, послом, намного превосходит то, что приходилось наблюдать в среде русских чиновников. Те, по крайней мере, способны вдруг «vzbriknut» так, что мало не покажется, «poslat vse i vseh», не думая о последствиях. А Лютенс сломался сразу, как и любой бы карьерный дипломат на его месте. Прошло время отважных и отчаянных «героев пустынных горизонтов».