Джулиана опять подняла на него глаза и увидела, что он пристально разглядывает ее. Такими же дикими глазами, как в столовой. Но на этот раз было понятно, что он здесь, он с ней, в реальном мире, а не в своих воспоминаниях.

Эллиот хрипло застонал. Привлек ее к себе и крепко-крепко обнял. Его пронзила дрожь, потом еще раз. Из груди вырвалось рыдание.

Джулиана всем телом прильнула к нему, прижалась щекой к его щеке. Он стоял и раскачивался из стороны в сторону, удерживая ее в объятиях. Ее лицо стало мокрым от его слез, смешанных с дождем.

– Не люби меня, – выговорил он. – Не надо!

– Что значит – не надо? – прошептала Джулиана. Туман разошелся, а дождь полил сильнее. – Я люблю тебя, потому что люблю. И ничего с этим не поделаешь.

Эллиот с такой силой сжал ее, что она чуть не задохнулась. Его сильное тело задрожало.

– Тогда не переставай любить меня. Люби меня всегда, Джулиана!

– Обещаю.

Он поднял голову. По его лицу текли слезы, глаза покраснели, но он смотрел на нее с надеждой.

Не выдержав, Джулиана тоже заплакала. Потом вытерла ему слезы и поцеловала в губы.

Эллиот накинулся на нее. Он нашел ее рот своими губами. Их губы слились в поцелуе, жарком, безоглядном, нераздельном. «Не переставай любить меня, люби меня всегда!»

Всегда! Всегда! Джемма советовала Джулиане не пытаться «ремонтировать» Эллиота. Сейчас она поняла, что это значит.

Ей не нужно быть нянькой при Эллиоте, она должна стать его другом и вдохновителем, его любовью. Быть его якорем, когда на него налетают штормы страха и ужаса. Надо слушать его, когда ему хочется говорить. Надо обеспечить ему спокойную гавань, когда его путешествие закончится.

Вдруг залаяла собака. К ним подбежала Рози, ее рыжая шерсть промокла насквозь. Зверюга тут же отряхнулась, обдав их потоками воды. Джулиана отодвинулась от Эллиота и рассмеялась.

– Ну теперь точно этому платью конец.

Налетел порыв ветра.

Выпрямившись, Эллиот смотрел куда-то ей за спину. Она обернулась. Снизу по тропинке сияющими точками в темноте поднимались фонари. Они пришли сюда все – Хэмиш, Махиндар, Чаннан, Нандита, Камаль, Макгрегор, Прити на руках у Нандиты. И даже коза, мотая головой, шествовала под дождем.

Свет фонарей упал на стоявших на мосту и державшихся за руки Джулиану и Эллиота.

Мистер Макгрегор поднял руку и остановил процессию.

– Ну что ж, – воскликнул он, улыбка осветила его заросшее бородой лицо, – кажется, с парнем все в порядке!

– Махиндар, – начал Эллиот. Он набрал в грудь воздуха, но не смог выдавить из себя ни слова. Просто вздохнул и посмотрел на человека, вместе с которым столько пережил.

– Пойдемте домой, сахиб. – Махиндар высоко поднял свой фонарь. – Пойдемте домой вместе с хозяйкой. Там хорошо.

Джулиана обвила руками шею Эллиота и запечатлела на его губах долгий поцелуй. Когда он поцеловал ее в ответ, у нее стало легко на душе.

– Пойдем домой, – сказала Джулиана.

От взгляда, который Эллиот бросил на нее, по спине побежали мурашки. Джулиана завернулась в сюртук, взяла Эллиота за руку и повела его назад, к дому, где было тепло и светло.

– Повтори еще раз. – Он понимал, что это звучит грубо, но не мог остановиться. – Повтори!

Их тела сочились влагой, на этот раз это был пот, а не дождь. Снаружи бушевал ветер. Летняя буря разогнала туман. Когда они остались одни в спальне, Эллиот помог ей освободиться от мокрого платья. Скинул с себя такую же промокшую одежду на пол. Теперь кровать под ними ходила ходуном. Эллиот любил Джулиану с яростью бури за окном.

– Я люблю тебя! – воскликнула Джулиана.

В голове Эллиота пронесся темный вихрь, но это была жаркая темнота подступавшего пика наслаждения. Крик Джулианы подстегнул его, Эллиот едва контролировал себя.

– Еще раз!

– Я люблю тебя! – Она открыла глаза, ее смех зазвучал для него музыкой. – Я люблю тебя, Эллиот Макбрайд.

– А я тебя! – произнес он торопливо, словно боялся не успеть. – Я люблю тебя, Джулиана! Моя девочка, моя любимая девочка. Моя любовь, о Господи!

Семя выстрелило из него, найдя свое место в Джулиане. Он отчаянно работал бедрами, их пот смешался.

Мощный порыв ветра обрушился на дом, и Эллиот вошел в нее в последний раз, пытаясь проникнуть как можно глубже. Он снова застонал. Перед глазами вспыхнул яркий свет.

Джулиана провела руками по его телу, трогая там, где хотелось. Ее лицо стало мягким и расслабленным после удовлетворенной страсти. Волосы спутались, локоны сбились набок. Он оставался в ней, потому что ее обнаженное тело было самым лучшим местом на свете, где он мог бы находиться.

– Повтори, пожалуйста, – попросил он, целуя ее припухшие губы.

Джулиана улыбнулась. Улыбка получилась слабой. Джулиана провела кончиками пальцев по его груди.

– Я тебя люблю.

Когда эти слова прозвучали выразительнее всего – в приливе страсти? Или уже потом, сказанные с нежностью? Или сказанные шепотом ему на ухо, когда она обнимала его рыдавшего?

Эллиот был готов заставить ее повторять это везде – в каждой комнате их дома и вне дома, в повозке, в поезде, когда они наконец поедут в Эдинбург, в любом месте, в каком они окажутся в течение всей их жизни. Ему очень хотелось узнать, где эти слова «Я тебя люблю!», слетевшие с губ Джулианы, прозвучат красивее всего.

– Я люблю тебя, жена. – Его голос упал до шепота. И Эллиот произнес что-то на гэльском.

Она широко улыбнулась:

– Это и означает «я люблю тебя»?

– Точно.

– Тогда… – Она повторила, как могла, эти слова по-гэльски. – Я правильно произнесла?

Слушать, как она говорит на этом прекрасном языке, лежа под ним в постели, – это было настоящим наслаждением.

– Абсолютно, девочка моя. Я тоже тебя люблю. – Он поцеловал ее в лоб. – Спасибо тебе.

– Ммм. За что? За то, что позволяю учить меня гэльскому?

– За все.

Джулиана догадалась, что он имел в виду. Эллиоту нравилось, что с ней ему не нужно было постоянно объяснять себя. Ей и так все было понятно.

Она нажала пальцем на кончик его носа и одарила самой чарующей, самой теплой, полной любви улыбкой.

– В таком случае, мой любимый, мой прекрасный муж… Обращайся.

Прошел месяц

Эллиот нашел Джулиану в комнате для завтраков, куда через открытые окна залетал легкий июльский ветерок. Джулиана смотрелась исключительно элегантно в своем светлом батистовом платье, застегнутом на все пуговички до самого горла. А на голове – всегдашняя путаница из вьющихся локонов.