А вот второй, демократический компонент революции, в ходе реализации "большого передела" мог только помешать. Опасения отчасти резонные. Смягчить дикость периода "первичного накопления капитала" в какой-то мере способна лишь демократия. Впрочем, и преувеличивать этот фактор (Россия не Чехия) не стоит: младенческая демократия, даже если бы ей с самого начала предоставили идеальные условия для созревания, эффективно противостоять свирепому инстинкту первоначального обогащения не смогла бы. Разве что помогла бы устранить какие-то крайности. Поэтому метаморфозы, произошедшие с Россией в период перехода от Госплана к рынку, были, видимо, трагической неизбежностью.

Что, однако, не отменяет того факта, что демократический компонент революции тогдашняя власть вполне осознанно ампутировала, заменив его бутафорским протезом. Последствия этой операции ощущаются в России и сегодня: кому легко шагать на протезе?

Иначе говоря, с демократией у нас дело, при всех громогласных рассуждениях ельцинистов о Свободе, с самого начала постсоветской эпохи обстояло плохо. Это не оправдание нынешней власти, просто, как на Руси справедливо говорят, "всем сестрам по серьгам". Конечно, с тех пор кое-что изменилось. Но не принципиально, разве что у работников нынешнего бутафорского цеха появились новые "предвыборные гаджеты", поэтому сегодня таскать тяжелые коробки из-под ксерокса уже не требуется.

Другое дело словосочетание "частная собственность". Только оно и являлось для буржуазной революции важным. То, что процесс появления в стране собственника, о котором мечтали теоретики буржуазной революции, на практике проходил в России предельно грязно — с рейдерским мордобоем, а то и с пальбой по живым мишеням, — тогдашних реформаторов не смущало: все списали по статье "усушка и утруска".

Владимир Путин, конечно же, вышел из "ельцинской шинели" пошива 90-х, что, однако, не помешало новому лидеру внести серьезные изменения в доставшееся ему наследство. В чем, впрочем, заслуга не столько его, сколько самой истории, с которой не поспоришь. Вслед за любой революцией обязательно следует период реакции.

Пугаться этого слова не стоит. Реакция — это то время, когда новая власть, отодвинув в сторону "старых большевиков", с одной стороны, институализирует главные завоевания революции, то есть закрепляет их законодательно и в сознании граждан, а с другой стороны, отказывается от наиболее экстравагантных и нежизнеспособных идей, рожденных мятежной стихией. Не говоря уже о том, что именно реакция наводит в разгромленном после революции доме элементарный порядок: чинит стулья и окна, разбитые матросами, а главное, обеспечивает новой элите тот жизненный комфорт, к которому она всякий раз начинает стремиться после долгих баталий и бессонных революционных ночей.

Именно этим и занимался Владимир Путин весь срок своего первого президентства. Устранял разнообразные поломки, следил за тем, чтобы склоки вокруг дележа остатков российских богатств были бы не столь громкими, прекратил времена "семибанкирщины", четко указав олигархам предел их влияния.

Одновременно, конечно, Путин щедро оделял самых верных своих соратников — не без этого. Чем сильно подстегнул в стране коррупцию, научив "нового русского" легально и нелегально делиться с государством, поскольку деньги нужны и ему. Впрочем, будем справедливы. Отобранные правдой и неправдой у бизнесмена и рядового налогоплательщика деньги шли не только на загородные особняки для чиновничества, но и для того, чтобы подлатать изношенное российское исподнее. "Старых большевиков" ельцинской эпохи Путин также не обидел: наворованное в 90-е с ними и осталось.

Немало протокольных слов о демократии вслед за Ельциным сказал и Владимир Путин, однако это как раз то единственное, чем на деле он не захотел заниматься ни в свой первый срок президентства, ни впоследствии. Как уже говорилось выше: формально у нас в стране есть все важнейшие демократические механизмы. Более того, все они даже крутятся, только вот демократии производят ничтожно мало. И это не случайность. Такой задачи перед нашими общественными институтами постсоветская власть всерьез никогда и не ставила. Российская бутафорская или имитационная демократия с самого начала была — и по сию пору остается — лишь макияжем, прикрывающим довольно неприглядную физиономию отечественного капитализма.

В идеале для России Путин должен был покинуть политику сразу же после своего первого президентского срока. Тогда подошел момент, когда России требовалось на долгие годы вперед четко определить свой курс, но для этого нужен был уже совсем иной политик. Тот, кто неплохо справлялся с чисткой авгиевых (ельцинских) конюшен, совсем не обязательно столь же силен в прокладке путей для движения в будущее. Это разная работа.

Однако, как известно, реальная жизнь мало похожа на идеал. В действительности у российского избирателя альтернативы Путину не было тогда, нет ее и сегодня. Можно соглашаться со многими критическими выпадами оппозиции в адрес власти (скажем, справедливое требование честных выборов), однако печальный факт заключается в том, что наша оппозиция и сама обременена многими грехами и недостатками. Повторюсь: за долгие годы она не смогла ни объединиться, ни выработать понятную и приемлемую для большинства людей программу действий. В результате и сегодняшним избирателям не за кого голосовать. Альтернативы просто нет.

Так и получилось, что дорогу в будущее за всех нас выбрали Владимир Путин и его ближайшее окружение. А утвердила маршрут искусственно созданная и полностью послушная лидеру партия — "Единая Россия", главный "гомункулус" кремлевских политтехнологов постсоветского периода.

Если не юлить, а оценивать ситуацию "по гамбургскому счету", рельсы, которые проложил Владимир Владимирович в будущее, — это те же старые и уже изрядно проржавевшие рельсы еще дореволюционной николаевской России, хотя, разумеется, подарок был преподнесен стране в самой современной упаковке. Судите сами. Рынок существовал и тогда. Дума, вес которой равнялся в реальном политическом исчислении нулю, была и при Николае II. Разговоры о модернизации страны велись и в ту пору. Даже кое-какие реформы шли — вспомним хотя бы Столыпина. И точно так же, как и тогда, собственные нравственные каверны нынешняя власть пытается компенсировать, опираясь на РПЦ, хотя очевидно, что сегодняшняя Церковь нуждается в реформах не менее власти. Наконец, как дореволюционный строй не предусматривал подлинной демократии, так и дорога в будущее, предложенная Владимиром Путиным, этого не предполагает.

Так мы и подошли к нынешнему российскому парадоксу: "точке бифуркации" на фоне высочайшего рейтинга президента. По мнению многих социологов и политологов (кстати, вовсе не принадлежащих к радикальной оппозиции), Россия вступает в переходный период между "умирающей идеологией путинской стабильности и теми идеологиями, которые идут ей на смену". Что это за "идеологии будущего", никто, правда, толком не объясняет. Что, естественно, вызывает дополнительную озабоченность.

Взять и отбросить, как никчемные, столь тревожные выводы не получается. Поскольку опираются они на серьезные социологические исследования и опросы. То, что страна находится в критической точке своего развития, — не выдумка оппозиционеров с белыми ленточками. Если бы так! Приведу одно из недавних исследований. Выбрал его не случайно, можно даже сказать, преднамеренно, поскольку оно не принадлежит ни ярой оппозиции, ни власти. Те, кто заказывал приведенный опрос, и те, кто его проводил, — вполне умеренные, законопослушные граждане. Для меня и, надеюсь, для читателя это дополнительный аргумент, чтобы его результатам доверять.