Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом с разговорами о сексе покончено – по крайней мере, на некоторое время. Следующие пару часов мы с Зарой болтаем обо всем и ни о чем. Я могла бы весь день вот так сидеть с ней и болтать, но, в конце концов, подруга вытаскивает меня и Мамуна из палатки к женщинам-соседкам, собравшимся рядом.
Мамун, которого Зара ведет за руку, широко раскрытыми глазами разглядывает стоящих вокруг зомби.
– Они тебя не обидят, – говорю я. – Они здесь, чтобы нас защищать.
Я немного кривлю душой – они здесь, чтобы защищать только меня, но я не позволю им обидеть Мамуна, так что это почти правда. К счастью, мои слова успокаивают малыша.
Женщины сидят кружком под навесом, болтают и чинят одежду, плетут корзины – занимаются простой работой, которая не требует особой сосредоточенности. Увидев нас, одна женщина обливается чаем, другая громко ахает.
– Что это? – сурово спрашивает одна из женщин у Зары, не глядя на меня.
– Жена Войны решила присоединиться к нам, – отвечает моя подруга, как будто в этом нет ничего необычного.
Женщины умолкают, смотрят на меня – одни с любопытством, другие недоброжелательно. Одна едва заметно улыбается мне. Я узнаю некоторые лица – видела их в лагере, когда сама жила в этой его части, но они не подают вида, что помнят, что я когда-то была одной из них.
– Что ж, добро пожаловать, – сухо говорит одна женщина. При виде Мамуна ее лицо смягчается. – Давид играет в футбол с Омаром, если хочешь, беги к ним.
Она указывает себе за спину – там, где палатки кончаются, два маленьких мальчика гоняют облезлый мячик. Мамун вопросительно смотрит на тетю. Она кивает, и малыш убегает к новым друзьям. Еще несколько секунд Зара не сводит с него глаз, на ее лице тревога. Здесь и правда есть чего опасаться – жестокость солдат, оружие, разбросанное по всему лагерю, огромные размеры палаточного городка. Ребенок может здесь пропасть без следа.
– Может, хотите чаю? – спрашивает одна из женщин.
Зара вздрагивает от неожиданности, смотрит на нее и отвечает:
– Нет, спасибо.
– Спасибо, все в порядке, – отказываюсь и я.
Я отгоняю подальше нежить – своих охранников, а женщины освобождают нам место. Поначалу все напряжены и смущаются, но постепенно разговор возобновляется.
– Я видела, как Итай прошлой ночью входил в ее палатку…
Раздаются смешки.
– Так вот кто помогал ей обрести Бога, пока мы с вами заснуть пытались.
– А у бедняжки Аеши, ее соседки, ребенок. Попробуйте-ка ему объяснить, что происходит!
Раздается смущенный смех.
Я слушаю их с удивлением. Вокруг тысячами умирают люди, а эти женщины сплетничают о том, кто с кем спит.
– А как там Война? – спрашивает женщина, с любопытством стрельнув в меня глазами.
Я даже не сразу понимаю, что вопрос адресован мне. Только когда и другие женщины обращают на меня свои взгляды, я понимаю, что всех интересуют подробности моей сексуальной жизни. Но, честное слово, я на это не подписывалась, когда утром решила навестить Зару.
– Что ты имеешь в виду? – говорю я, притворяясь, что не понимаю.
Губы женщины изгибаются в улыбке.
– Он помог тебе обрести Бога?
Другая хихикает:
– Конечно, помог. Иначе ее не охраняли бы мертвецы.
Даже страшно от того, как метко она попала в цель.
– А я вот хочу знать, – заговаривает другая женщина, – насколько хорошо Всадник передает тебе религиозный опыт.
Тут уже многие смеются, даже Зара улыбается.
Они пытаются включить меня в свой круг, доходит до меня. Это не испанская инквизиция, просто они так общаются между собой, несмотря на все различия между ними. Все они познакомились и подружились относительно недавно.
– Вы действительно хотите знать? – спрашиваю я.
Мне ужасно неловко. Несколько женщин кивают, и я собираю волю в кулак.
– Всадник определенно искуснее в любви, чем в войне.
Это не совсем так, но женщины добродушно посмеиваются.
– Он создан, чтобы доставлять удовольствие женщине, – добавляет кто-то еще. И снова смешки.
Разговор продолжается, и кажется, всем легче дышать. У меня становится спокойнее на сердце, когда я понимаю, что прошла испытание. Пришла я как жена Войны, зато уйду как одна из них. Я провожу там весь день, слушая сплетни и добавляя что-то от себя. Впервые за долгое время жизнь кажется нормальной – почти нормальной.
Но все тут же прекращается, стоит кому-то упомянуть о завтрашнем вторжении. Мне удалось ненадолго притвориться, не думать об ужасах, но, в конце концов, они вернулись. Настроение у всех падает, смех стихает. Впервые оказавшись в лагере, я была уверена, что я единственная, кто борется, пытаясь остановить Всадника. Но сейчас мне ясно, что и других это тоже заботит. Но они ничего не могут с этим поделать.
А я могу.
Я добилась безопасности для голубятен – и это уже что-то, – хотя во время последнего вторжения убедилась, что этого мало. Лишь несколько голубей улетели с моим посланием, и кто знает, сколько из них были сбиты лучниками.
И все же, возможность предупредить о вторжении – это ключ к выживанию. Если у людей будет достаточно времени и они выберут правильное направление для бегства, то, возможно, сумеют обмануть смерть. К сожалению, если Война запретит мне участвовать в набеге, шанса отправить еще одно предупреждение не будет. Если я хочу как-то помочь миру, придется обрабатывать жестокого супруга.
Возможность предупредить о вторжении Всадника – это ключ к выживанию.
Решение сидит прямо здесь и во все глаза глядит на меня.
– Мириам… Мириам, – повторяет Зара, щелкая пальцами у меня перед носом. – Ты где?
Я смотрю ей прямо в глаза.
– Просто задумалась.
Среди ночи я выскальзываю из постели Войны, стараясь не разбудить его. Он спит глубоко, я слышу негромкое размеренное дыхание. Все лампы в шатре погашены, приходится ощупью искать одежду, приготовленную накануне. Натягиваю ее, двигаясь как можно тише, обуваюсь. Наконец, беру оружие и выхожу наружу.
Мои мертвые стражи по-прежнему начеку, их невидящие глаза устремлены в пустоту. Но, почуяв меня, они подходят ближе. Я начинаю обходить шатер Всадника, и зомби образуют вокруг меня заслон, как делали раньше.
Надо от них отделаться.
Зато в нашем секторе больше нет живых солдат. Хоть от этого препятствия удалось избавиться.
Неподалеку от шатра Войны находится загон, где пасется громадный жеребец цвета запекшейся крови – Деймос. Иногда Война позволяет ему гулять на воле, а иногда, как сегодня, запирает отдельно от других лошадей.