— Подожди, подожди…

— А с Эстер все в порядке, клянусь. Легкий отходняк, только и всего. О, с Грейс тоже все хорошо. Шалом, Алекс.

— Адам!

— Шалом алейхем, Алекс.

— Да, шалом.

Алекс скользнул вниз, погрузился по шею в воду и уставился на потолок. Когда он вылез из ванны, оказалось, что гостиничная анкета промокла, и ее пришлось положить на радиатор сушиться.

Достаточно ли Вам имеющихся телевизионных каналов?

Телевизора всегда больше чем достаточно.

Как Вам спится в нашем отеле?

Одиноко.

Какие коррективы Вы хотели бы внести в предложенное Вам меню?

Поменьше еды.

Какую услугу Вы хотели бы получить в дополнение к предложенному Вам сервису?

Обезьянку-горничную.

Не могли бы Вы оценить список предложенных Вам во время Вашего пребывания в отеле мероприятий?

Не пойму, о чем речь.

Мы в «Бернс Болдуин отель-груп» исповедуем простую бесхитростную философию. В соответствии с ней мы обещаем нашим гостям: каждый день для нас самый важный. Мы стараемся, чтобы все без исключения номера отеля после каждого дня и каждой ночи оставались в том же идеальном состоянии, и мы не жалеем сил, чтобы было именно так. Мы стараемся узнать как можно больше о наших гостях, их пожеланиях и мнениях, чтобы дать Вам как можно больше из того, что Вы хотите! Спасибо, что не пожалели нескольких минут на заполнение этой анкеты! Теперь персонал «Бернс Болдуин» сможет еще больше Вам помочь. Пожалуйста, не стесняйтесь и опишите философию Вашей жизни на пустой строчке ниже.

Сожалеть обо всем и всегда жить прошлым.

К семи вечера Алекс допил вино и начал бутылку бурбона, по-женски его потягивая. Взялся просматривать рекламные объявления. Через полчаса занимался все тем же. Вдруг ему показалось, что уже очень поздно. Он оделся более-менее подходящим для вечера образом (белая футболка, темные джинсы) и вышел из номера. Лифт куда-то подевался. Его не было ни слева, ни в углу, где он находился прежде. И справа тоже. Бледно светящиеся указатели упорно направляли к аварийным выходам, и, хотя он жил всего лишь на втором этаже, но в этом отеле у Алекса вызывала негодование одна мысль о лестнице. Все это ерунда. Проще простого. Но даже в самой легкой ситуации могут возникать непредвиденные сложности.

Наконец лифт нашелся — слева, за третьим поворотом коридора, откуда была хорошо видна табличка на номере Алекса. Светилась направленная вверх стрелка.

— Найдется место для еще одного? — жизнерадостно спросил Алекс — такой свой в доску американец, как ему казалось.

Он хлопнул в ладоши. В лифте ехала съемочная группа, документалисты: четверо мужчин в наушниках и с разной аппаратурой в руках и девица с пультом. Не говоря ни слова, они чуть потеснились.

— Едем вниз?

— Нет, — сказал человек с камерой. — Вверх.

Алекс посмотрел направо и увидел, что светится кнопка тридцать седьмого этажа. Он нажал самую нижнюю.

— Знаете, — сообщил он субъекту с «журавлем» — микрофоном на длинной ручке, — когда человека просят назвать любое число от одного до ста, он чаще всего говорит: «Тридцать семь».

Микрофонный журавль скользнул вбок и задел Алексово плечо. Киношник извинился. Алекс в тишине задумался, какая часть его тела пригодилась бы для документальных съемок. Насколько велика эта часть? Мимо проплыл двенадцатый… четырнадцатый этаж.

— Кто бы это мог быть?

— Прошу прощения? — переспросил киношник. Как и у всех, у него на футболке была надпись «Съемочная группа». Алекс присмотрелся повнимательнее и увидел ламинированный бейдж с фотографией юной знаменитости.

— Шайла, — кивнул Алекс. — Она очень хороша. Диву даешься, что она делает… — Алекс показал на свой животик. Подвигал им вправо-влево. — Почти невероятно.

Они поднялись на двадцать пятый этаж. «Если отсюда падать, — подумал Алекс, — то сто процентов, что одно мокрое место останется. Разобьемся в лепешку, а со всякими кольцами на пальцах и ожерельями ничего не случится, потому что наши вещи прочнее нас. Вещи живут дольше». Лифт вздрогнул, остановился, и двери открылись. Вошли мама с маленькой дочкой. Алекса совсем прижало к киношнику с «журавлем», который повис сверху, словно записывал слова Алекса. Теперь Алекс и сам почувствовал, что от него изрядно попахивает спиртным.

— Три самых… я где-то читал, правда… три самых распространенных слова… которые набирают на компьютере, когда… знаете, три самых употребительных слова — это Бог, — Алекс поднял вверх оттопыренный большой палец, — Шайла и… — Тут Алекс грязно выругался, и американская мамаша-пуританка всем своим видом изобразила негодование, помедлила пару секунд в повисшей тишине, издала возмущенный возглас и закрыла уши дочки своими большими розовыми ладонями.

Она выглядела великолепно. К сливового цвета атласному платью без рукавов, какие носила знаменитая актриса Рита Хейуорт, очень шли атласные черные перчатки до локтя. Прическа, однако, претерпела большие изменения: волосы словно стали на пять дюймов длиннее, и в них появились каштановые прядки.

— Выглядишь великолепно, — сказал Алекс и упал на свой стул.

— Спасибо, — бросила Хани, усаживаясь. — Пять часов провозилась. Пришлось помучиться, да и вообще веселого мало. Хорошо, конечно, быть женщиной… А ты сам на себя не похож. Я за тебя беспокоюсь.

— Не в тот день меня мама на свет родила. Ну-с, — Алекс взял длинное меню, — что у нас сегодня на ужин?

— Хорошая башня из нагроможденных друг на дружку кусманчиков шириной с добрую задницу каждый.

— Отлично. Мы любим есть что повыше. Хочу самое высокое блюдо из этого меню.

— Ты взял карту вин, беби. И держишь ее вверх ногами. Что с тобой? Почему ты такой возбужденный?

— Я не возбужденный.

— «Я не возбужденный», — передразнила его Хани. — Чушь городишь.

— Полагаю, тебе надо призадуматься над значением слов «возбужденный» и «выпивший».

Алекс взял из вазочки со льдом один кубик и сильно сжал в руке — проверенный способ снять опьянение:

— Ну и денек сегодня выдался, а?

— По правде говоря, еще и не такие бывали.

— Я сверил почерки. Это Краузер. Похожи как две капли воды. Надо бы и тебе взглянуть.

— Сама знаю, что надо. — Хани поставила бокал с вином на стол, не сделав и глотка. — Боже, но это же так грустно, а? Очень, очень грустно. Для них обоих. Господи Иисусе! Ей говорить бесполезно — все равно не поверит. Да и вообще вряд ли хочет такое услышать. Сколько с этим враньем прожила! Господи!

Она провела рукой по столу и положила ее на руку Алекса.