Боязливым светящимся снежинкам на мокрой земле сразу приходил конец. Четверо темнокожих молодых людей вещали с импровизированной трибуны о перевоплощении душ. Реклама сверкала, двигалась, говорила и выплескивалась из самой себя. Белая киска размером с мамонта по-мультяшному резко лакала молоко из миски. Нет слов какая симпатяшка — так бы и взял ее к себе домой. Дни музеев были сочтены. Щекастая рыжая шлюха вдруг выбежала на мостовую, и такси затормозило в дюйме от ее задницы. Она выказала на международном языке жестов свое презрение (вытянутый вверх средний палец) и направилась к выставке рисунка Древнего Китая.

— Тут особенно не покатаешься, — бросил через плечо Кричек. — Много прохожих. Толстозадых.

— Тогда в Рёблинг, — велел Алекс, но Кричек со смехом остановил машину. Они поехали дальше только после того, как Алекс заплатил двадцать долларов.

Скоро такси понеслось над водой по мосту.

3

Ему приходили в голову только фразы, предназначенные для весьма юных особ: «Не мог уехать, не увидев тебя еще раз», «Нам надо поговорить». Поэтому он лишь стоял на пороге с разинутым ртом. Но и с ее стороны никаких звуков не последовало, только шелест шелкового халата, когда она жестом пригласила его следовать за собой и они шли в гостиную. Там она достала с верхней полки буфета карманные часы и подняла их на ладони, как птенца:

— Своеобразное ты выбрал время, чтобы нанести визит леди. Впрочем, может, я не из высшего света.

Алекс повел глазами, пытаясь восстановить фокус:

— А Макса здесь нет? Ты меня не выкинешь?

— Фу! Говоришь так, будто я какая-то природная стихия.

— Думаю, так оно и есть, — выговорил он прерывающимся голосом.

Ему пришлось скинуть мокрые насквозь башмаки, чтобы не сойти с ума. Ноги у него подогнулись, и он рухнул в кресло. Она села напротив. Минута прошла в молчании. Алекс непроизвольно прислонился затылком к стене, закрыл глаза, а рот его, наоборот, раскрылся. Она взяла в руки его ногу, сняла носок и начала массировать подъем.

— Нет, — промурлыкала она, — ты ошибаешься: природа — fascista[90], дикая и агрессивная. Я же совсем другая. Такие, как я, при естественном отборе не выживают. Полагаю, что веду себя вполне миролюбиво, когда в мое гнездышко на ночь глядя наведываются нежданные гости.

Алекс разлепил глаза:

— Это моя нога. А сколько времени? Боже, прости… — Он убрал свою ногу, и ее руки повисли в воздухе. — Я немного перебрал. Не надо было…

— О… — лукаво промолвила Китти, — понимаю-понимаю. Ты пришел сюда не ноги массировать, а по зову сердца.

Дверь в спальню распахнулась, и на пол лег желтый клин света — светящаяся дорожка для резвоногого зверька, шустрого и переполненного чувствами, который через мгновение часто-часто дышал рядом с ними.

Китти повернулась на своем вращающемся стуле и раскрыла объятия.

— Люсия, посмотри, кто к нам пришел! Ох, Люсия, Лулу, Ло-Ло, радость моя, мы тебя разбудили. Но посмотри, как ты и ей нравишься, — возьми ее и подари немножко внимания. Люсия, проститутка такая! Сама не своя приласкаться. Ты только посмотри, как скачет!

Прямо перед носом Алекса вертелась как могла мускулистая собачонка. Он прижал ее к себе, а умильная мордашка едва не ткнулась ему в лицо. В огромных маслянисто-черных навыкате глазах приютились диковатые искорки. Пленка слизи покрывала их, словно нерожденные плоды.

— Конечно, она мой ангел. — Китти сцепила пальцы. Ей стоило немалых усилий не прикасаться к своей собачке. — И мы так тебе рады. Правда — еще и заснуть толком не успели. Кофе?

Они во второй раз оказались на кухне. Она приступила к расспросам. Когда он рассказал о себе, она выразила одобрение и сказала, что он сразу показался ей евреем. Хоть стой, хоть падай! Самое гойское суждение, какое только можно придумать! Но разве можно на нее сердиться? Как ей удалось сохранить такое молодое лицо?.. Не для того ли он сюда и заявился, чтобы увидеть его еще раз?

— Люсия у нас тоже китаянка. — Она передала ему поднос. — Ее предки в стародавние времена служили императорам. Именно так мне сказала заводчица. Кстати, Люсия страстная поклонница утки по-пекински. Просто сама не своя до нее.

Алекс взял с подноса бисквит и перекинул через руку полотенчико, которое Китти ему протянула.

— Это… приятно.

— Не столько приятно, сколько накладно. А сейчас мы посмотрим телевизор. — Она скользнула мимо Алекса. Люсия, пританцовывая, следовала за ней по пятам. — Знаешь, что такое американское телевидение? Самой разной вкуснятины со всего света набросали в одну бадью и перемешали палкой. Пойдем.

Не то по недоразумению, не то просто ночным повтором, но показывали ту же дребедень, которую Алекс уже видел несколькими часами раньше.

Китти устроилась на кровати и закуталась в плед:

— Прошу прощения, но ужасно боюсь сквозняков. В моем возрасте они просто убийственны. Как мне когда-то докучали мои русские тетушки! Только и делали, что жаловались да причитали: там им холодно, да здесь зябко. И хоть бы раз я их пожалела! А теперь сама дожила до таких лет. Нет-нет, сиди, не беспокойся! Кто бы мог подумать! Стоит съесть простое мороженое и простужаешься так, что грудь разрывается! Ты возьмешь эту штуку, как там ее?

Она передала ему пульт, и Алекс соскользнул с края кровати на пол, где сел по-турецки. По-прежнему штормило вовсю. В глазах у него двоилось, и телевизор пьяно колыхался влево-вправо, но он начал старательно нажимать на разные кнопки. Наконец на экране появился известный актер Джимми Стюарт. Воздев очи к небу, он в отчаянии сжимал какие-то важные бумаги.

Китти поежилась:

— Ненавижу этот канал. Меня от него дрожь пробирает. Кладбище моих друзей.

Алекс приподнялся на коленях и посмотрел сверху вниз на кровать. В бесцеремонном свете ночника волосы Китти казались совсем реденькими, а обиженное личико — беззащитным и одиноким. Так хотелось защитить ее ото всех невзгод! Люсия притулилась у нее на груди, как ребенок.

— Я с ним как-то обедала.

— В самом деле?

Алекс устал стоять на коленях и положил голову к ее ногам.

— Да, правда. Мы оба дружили с Чарли Лаутоном и его женой, Эльзой, очень милой. Немного странноватая, но не ревнивая и без всяких там штучек. И оба такие англичане до мозга костей, даже слегка чопорные. Мне это особенно грело душу — в Голливуде все норовили перещеголять друг друга в вульгарности, и я скучала по дому, а они слышали о Капри и все такое прочее. И вот однажды мистер Стюарт приехал в Техас, не знаю зачем, а я там была замужем за одним идиотом, и мистер Стюарт там никого не знал, поэтому Чарли, который помнил, что я живу там, сказал ему, как меня найти, и мы поужинали вместе. Он очень высокий, с необычным голосом. Наверно, он немного в меня влюбился, но я и так была сама не своя от счастья, боялась слово лишнее сказать. Да еще этот мой брак с ходячей нефтяной вышкой…