мы собирались оборонять Мариновку к югу от кряжа, освободить Петровское к северо-западу, после чего группировка на кряже была бы окружена. А затем их планомерно уничтожать, если, конечно, они не попытались бы уйти на юг, например, к Амвросиевке[68]. Да, повезло, что горстка ополченцев смогла устроить такой тарарам, после которого нам удалось, что называется, «малой кровью» вернуть «наши пяди и крохи».

Мои размышления прервал выстрел. Что-то сильно ударило меня в ногу. Я не удержался и упал на землю. Оказалось, что какой-то фанатик-недобиток отсиделся в кустах – ночью это несложно – и дождался своего часа. Хорошо еще, что пуля прошла через мякоть ноги, не повредив кость…

К счастью, нам досталось несколько автомашин в Сауровке, и до больницы меня довезли в относительном комфорте. И человек, которого я меньше всего ожидал здесь увидеть – Грек, мой старый знакомый по Афгану – помог занести меня на носилках, после чего представил меня симпатичной медичке:

– Аня, познакомься, это Тагир – помнишь, я тебе про него рассказывал? Человек-легенда. Тагир, а это Аня – моя супруга. Именно она будет тебя оперировать. А я пошел – увидимся с тобой после.

– Если ты мне скажешь, что и Колумб здесь, я вообще обалдею, – сказал я.

– Колумб тоже здесь, ждет своей очереди на перевязку, – усмехнулась Аня. – Так что я попрошу, чтобы его потом положили в вашу палату – наговоритесь с ним досыта…

12 августа 2014 года. Ночь. Лес на Донецком кряже юго-западнее Первомайского.

Сотник Украинской повстанческой армии, а ныне пока еще десятник батальона «Азов»

Креминь Михайло Францевич

– Слышишь? Они на броневике, – шепнул я Васюре.

На броневике – здесь он именуется чем-то вроде «бээмпэ» – мне довелось проехаться, когда я вывел этого слымака[69] к своим, и нас повезли в Петровское для допроса. Сидели мы внутри, и, скажу я вам, добродии, того мени не треба. Лязганье, смрад, тьмака[70]… Зато теперь я узнал его по звуку.

Тогда в Петровском нас посадили в темный подвал какого-то дома, где уже было человек десять. Кто они такие, я не знаю – говорить не дозволялось, сразу же раздавался окрик одного из охранников, а какого-то молодого хлопчика – скорее всего, школьника – саданули прикладом, когда он не заткнулся по первому требованию. Нас не кормили и не поили, и Андрия на допрос повели только где-то через час, а меня, наверное, еще через столько же или даже больше.

Допрашивающих было двое – и трое звероподобных караульных. В углу стояло что-то вроде корыта, не знаю уж, для чего оно там было. Меня не били, лишь задавали мне одни и те же вопросы, но в разной форме. Им не понравилось, что я назвался сотником УПА. Один на это стал орать по-кацапски:

– Реконструктор гребаный! Еще раз – имя, фамилия, звание! И кто тебя послал! А то… – и он показал глазами на то самое корыто.

Но через пару секунд вошел некий худой фацет[71] в круглых очках и что-то им сказал на незнакомом языке. Те сразу же вытянулись во фрунт, а затем один сказал мне:

– Поступаешь в распоряжение пана Поттера.

И почему-то осклабился. Поттер этот, как оказалось, не так плохо говорил кацапскою мовою, пусть и со странным акцентом. Он забрал меня в другую допросную, где мне сразу сказал, что он мне верит и что приехал он в том числе и для того, чтобы со мной поговорить. И начал расспрашивать меня про службу в УПА. Я отвечал на все вопросы, как мог, а сидящий рядом с ним человек в форме сотника, похожий чем-то на огромного откормленного хряка, переводил с мовы, хоть и плохо и с ошибками. Пару раз я его даже поправил.

Все это время Поттер сидел, блаженно улыбался и кивал, даже когда я рассказывал и про то, как мы убивали евреев, поляков и русских военнопленных. А после Поттер посмотрел на хряка, и тот неожиданно спросил:

– А что ты скажешь про своего командира, мистера Васюру?

– Добрый командир, – кивнул я, хотя, если честно, был несколько другого мнения. Понятно, что кацапов нужно мордовать, равно как и жидов с ляхами. Но о том, чтобы выставить нормальное боевое охранение, он и не подумал.

– А почему тогда был разбит там, на хуторе?

– Не повезло. Бывает и такое. Со мной это случилось тогда, у ляхов.

Я не стал добавлять, что там нас застигли врасплох кацапы клятого Ковпака, а здесь всего лишь небольшая группа москалей. Нет ничего хуже, чем валить все на начальника – потом он всегда может вновь стать твоим начальником и все тебе припомнить.

– Ну что ж, спасибо за службу. За спасение вашего командира вас представят к правительственной награде. Я ваш новый командир – сотник Березнюк.

– Помните, когда я уеду, я беру этого человека собой, – сказал Поттер, чуть коверкая ненавистную мне чужую мову.

Березнюк вытянулся и преданными глазами посмотрел на чужинца:

– Так точно!

Васюру после этого пусть не понизили в должности, но все же наказали – вместо рейдов по тылам сначала держали в штабе, а вчера поставили в секрет на одном из самых удобных спусков на москальскую сторону, велев взять с собой еще троих. Задача была очень простой – гражданских брать и приводить в штаб – вдруг они шпионы; а если подойдут вооруженные люди, то дать знать по рации и ждать указаний.

Вообще-то Поттер попросил меня не участвовать в боевых действиях. Но когда мне Васюра приказал идти с ним, я подчинился – сидеть в штабе и пить горилку по вечерам мне было скучно. Впрочем, здесь тоже было не так чтобы интересно – вчера вообще ничего не произошло, а еще меня искусали комары. Сегодня же хлопцы услышали какой-то шум и пошли проверить, а потом привели бабу с собачкой. Собачку мы пристрелили, а бабу Аскольд и Мыкыта предложили пустить по кругу. Но Васюра неожиданно сказал с сожалением в голосе:

– Забыли, что мы здесь в секрете? Вот вы двое и отведете ее в штаб. Скажите, чтобы на нас тоже оставили.

Так мы и оказались здесь вдвоем – а потом там, у штаба, началась стрельба. Я не очень-то и хотел воевать – не моя это работа, уж простите. Но спросил у Васюры, а тот: у нас приказ стоять здесь, мы и будет его исполнять. А голосок-то у него дрожал…

Когда я услышал броневик, мне, дурню, захотелось почему-то погеройствовать. И я