Пока мы бежали, наших ушей доносился громкие, полные боли и страданий стоны. Мы знали, кто издавал эти страшные жалобные стоны — та, жизнь которой мы едва не отняли. Но то, что она все еще жила, было чем-то странным, неестественным… Должно быть, гарпии обладают не только крыльями и острыми когтями, но и какой-то невидимой защитой? Упав с такой высоты, любое живущее существо тотчас лишилось бы жизни, но воровка все еще стонала, все еще страдала, испытывая ужасную боль. Почему-то ее боль причиняла боль и мне.

Когда мы добежали до несчастной пернатой, я поняла, что мои предположения подтвердились: гарпией, которая пыталась похитить у нас «Топор», оказалась одна из жен Киннара, та, что обладала мутно-зелеными волосами. Она лежала на твердой сухой земле, посреди голых деревьев, покрытая кровавыми царапинами. Ее левое крыло было настолько повреждено падением, что сломалось едва ли не надвое, показывая миру желтую, сломанную кость. Голова гарпии была разбита, и из ее виска ручейком лилась черная кровь. Но она была жива.

— Грабители! Пришли, чтобы ограбить нас! — прошипела гарпия. Из ее глаз текли слезы.

— Мы не хотели этого, но ты и твой король не оставили нам выбора, — мрачно произнес Эванс. В его желтых глазах я легко прочитала жалость.

Жалость раздирала и мое сердце, но, кажется, Астрид не знала, что это за чувство: ее лицо было каменным, без каких-либо эмоций.

— Грабители, говоришь? Разве не ты только что пыталась забрать то, что принадлежит нам? Никогда не кради у магички, в чьих венах течет не только магия, но и Огонь Фламмехава! — холодно сказала Астрид распростертой на земле королеве гарпий.

Сперва я не поняла, что она имела в виду, однако через мгновение вспомнила, что Астрид была не только магичкой, но и наполовину демонессой. Кто был демоном: ее отец или мать, я уже не помнила, но факт оставался фактом. Возможно, именно поэтому она так хладнокровно смотрит на покрытую кровью и ссадинами жертву ее магии? Тогда почему я, чистокровная демонесса, чувствую так много и так часто?

— Мы вылечим тебя, если твой муж даст нам немного Черного мха, — мягко сказала я, понимая, что королева гарпий все же была права: мы вторглись в их королевство и стали чего-то требовать. Наглецы.

— Меня уже не вылечить, дрянная оборванка! — сердито бросила мне гарпия. — Я на всю жизнь останусь бескрылой! Все благодаря вам! Эти ссадины на теле заживут, но моя голова… Эта ужасная боль! — Она порывисто задышала, борясь с потоком слез. — Убейте меня! Прошу… Умоляю… Освободите меня от этой боли…

— Как скажешь! — с готовностью воскликнула Астрид, и из ее рук тотчас заполыхал огненный поток, закружившийся вокруг раненой гарпии, как смерч.

— Стой, Астрид! Не так жестоко! — Эванс насильно опустил руки девушки и прижал их к ее телу. — Что с тобой творится? Ты сама не своя!

— Я исполняю просьбу умирающей, дуралей! Она сама попросила нас об этом! Предлагаешь просто оставить ее здесь охать и ахать?

— Идиотка! Меня может убить лишь «Топор Мертвеца!» — вскрикнула гарпия: огонь сжег ее перья и волосы, и теперь перед нами лежало что-то жалкое, голое. Попытки Астрид не помогли, и она, все еще живая, теперь страдала еще и от ожогов.

— Эванс… Помоги ей, — тихо сказала я другу.

— Я не убиваю беззащитных, — твердо отказал он.

— Умоляю тебя, маг! Убей меня! Убей! — закричала гарпия, и в ее голосе слышались самые настоящие рыдания. Она испытывала страшную боль и желала освободиться от нее.

— Я бы сделала это сама, но не могу! Кинжал не сможет лишить ее жизни, а «Топор»… Да что я должна объяснять тебе? — Меня охватили злость и ярость на неуместные в этот момент принципы Эванса, и я почти готова была схватить лежащий неподалеку от нас «Топор» и отрезать бедной гарпии голову.

— Убей меня, маг! Убей! — кричала гарпия.

— Убей ее, Эванс! Она так страдает! Только подумай, какую боль она испытывает! — вскричала я.

— Только ты можешь совладать с «Топором»! — одновременно со мной закричала Астрид.

— Замолчите! Замолчите вы обе! — громогласно перебил нас Эванс, отчего мы послушно закрыли рты. Он спрятал лицо в ладонях, но лишь на один короткий миг, а затем быстро подошел к «Топору», поднял его, затем вернулся к поверженной крылатой и одним ловким движением отсек ей голову.

Обезглавленное тело тотчас обмякло, а из шеи полился поток черной вязкой крови. Эта кровь была и на лезвии «Топора», и, как я видела по лицу друга, она была и в сердце Эванса. Ему пришлось убить беззащитное существо, взять на себя эту тяжелую ношу во благо всех нас и ее самой.

— Ты все сделал правильно… — тихо начала я.

— Не будем об этом, — резко оборвал он меня и, спрятав «Топор» под свой плащ, бесцеремонно схватил нас за руки и повел за собой вглубь обнаженного старого леса.

И все же, что-то общее у Эванса и Астрид было — дурная привычка без разрешения хватать других за руки, но я послушно брела за своим другом и не решалась заговорить с ним. Думаю, ему сейчас было не до бесед.

Убить обессиленного соперника — совсем не то, что убить того, кто угрожает твоей жизни. Мы готовы были убивать гарпий, потому что знали: они уж точно не будут нас жалеть и применят все свои силы и умения, чтобы избавиться от незваных гостей.

Мельком взглянув на Астрид, я увидела, что она была задумчива и чем-то обеспокоена: ее темные брови были сдвинуты, губы плотно сжаты, а ее ладонь крепко сжимала ладонь Эванса.

О чем она думала? О том, что поступила слишком жестоко? О том, что теперь Эванс потеряет к ней нежные чувства? О том, что…

— Именно так, как и представлял себе. — Вдруг услышала я мрачный голос Эванса, и он вырвал меня из вихря моих раздумий, из-за которых я позабыла о том, где мы и зачем пришли.

Не я ли говорила, что нам следует быть осторожными и внимательными? Дурацкие мысли, дурацкая самоуверенность, дурацкий квест! Все это ради человека, который не только не любит меня, но и относится ко мне, как к прислуге и непослушной собаке!

— Гнездо гарпий! Только подумайте, мы первые, кто добрался сюда, не являясь жертвами этих больших куриц, — задумчиво протянула Астрид.

— В этом наше счастье и проклятье, — шепотом ответила я на эту полную хвастовства фразу магички.

Мы вышли на большую круглую площадь с плотно утоптанной землей, которую украшали светильники, сделанные из человеческих костей и