— Надеюсь, у вас все-таки хватит ума…

— Надейся. Только не переусердствуй.

Глазков, которому Людка тут же сообщила новость, с глупостями не лез, но смотрел с сомнением. Пару раз все-таки пытался завести разговор на эту тему, но я посылала его в непечатных выражениях, что очень впечатлило Тимку. В общем, до соседей дошло: у меня душевная драма и доставать меня не стоит.

В один из вечеров Тимка поведал об анонимном телефонном звонке в следственный комитет. Звонивший указал, где следует искать еще один труп. Труп в самом деле обнаружили, экспертиза показала, что это Петр Емельянов. Я не сомневалась, что звонил Томилин. Пожалел Лизу, которая все еще ждет? И сестру Петра? Теперь парня похоронят по-человечески, а его родные, даст Бог, успокоятся. Но этот запоздалый благородный жест мало что менял.

Лето закончилось, пришла осень. Я жила в режиме ожидания, сама толком не зная, чего жду. В конце сентября Дорину предъявили обвинение в организации убийства Анжелики Кураевой. Коллеги Глазкова, как выяснилось, не зря зарплату получали. Но и эта новость оставила меня равнодушной.

А когда вечером я бежала по аллее парка, вдруг поняла, вот так просто, ни с того ни с сего: я хочу уехать из этого города. Не знаю куда и даже толком не знаю зачем, но уехать. Оставалось предупредить квартирную хозяйку, чтобы она начала искать квартирантов, ну и подготовить моих соседей к грядущим переменам. Вряд ли они придут в восторг, но наше совместное житие все равно когда-то закончится. Почему бы не сейчас?

Приняв решение, я почувствовала себя несравненно лучше, пока в голову не явилась мысль: может, затеять супермарафон? Длительный забег с конечной точкой где-нибудь за Уралом? Буду бежать, как Форест Гамп. Мама права. Мамы всегда правы. И хоть данное открытие настроения не улучшило, но на моем решении уехать никак не сказалось.

Весь следующий день лил дождь, к вечеру он стих, и я поспешила в парк. Ни возле входа, ни на ближайшей аллее не встретила ни души, что неудивительно, учитывая погоду. Я бежала с таким чувством, точно осталась одна во всем мире, и это мне скорее нравилось. Свернула к реке и увидела под фонарем мужчину. Он стоял, сунув руки в карманы ветровки, надвинув капюшон на самые глаза. С некоторых пор особо безопасным местом парк я уже не считала и притормозила, пытаясь решить, стоит ли двигаться дальше или разумнее вернуться.

Мужчина откинул капюшон, и я узнала Вальку. И попятилась.

— Не дури, — крикнул он, — я тебя и пальцем не трону!

И пошел ко мне, а я ждала, когда он приблизится.

— Привет, — сказал он хмуро.

А я подумала: какие у него необыкновенные глаза! Ясные, чистые, точно подсвеченные изнутри. Жаль, что не тому человеку достались.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я.

— Тебя жду, — пожал плечами он.

— Это я поняла. Что тебе понадобилось в городе?

— Вообще-то я за тобой приехал.

— Вот как? Выходит, ты окончательно спятил.

— Пойдем, — кивнул он в сторону беседки.

Мы устроились на скамейке, Валька молчал, и я молчала. Он, должно быть, собирался с духом, чтобы начать разговор. Объяснить то, что объяснить невозможно. Молчание тяготило, я не выдержала первой.

— Я знаю, ты любил эту девушку. И хотел отомстить, я могу понять… Но… Дорин показания дает, Валька. Ты убил невиновных.

— Можешь мне поверить, никого убивать я не хотел. Мне бы такое и в голову не пришло. И никаких особенных чувств к Анжелике не было. Хорошая девчонка… Хороших девчонок много. И его убивать я бы не стал, будь у меня выбор. Но выбора не было: либо он, либо я.

Валька повернул голову и теперь смотрел на меня, продолжая хмуриться.

— Кого ты убил? — растерялась я.

— Томилина, — пожал он плечами, а я подумала: кто из нас спятил? И переспросила:

— Томилина? А ты тогда кто? — Заглянула в эти невероятные глаза и пробормотала: — Господи… ты… Саша Крест?

— Мне никогда не нравилось это прозвище, — едва заметно поморщился он. — Томилин позвонил мне и предложил встретиться. Сказал, у него есть сведения, которые могут меня заинтересовать. Я тогда был в полной заднице: пожар в клубе, три трупа… Оттого и согласился. То, что он назначил встречу в доме, меня насторожило. Уж очень необычно. Но я пошел. Он показался мне странным. Начал говорить о поджоге клуба, о парне, который устроился накануне разнорабочим на кухню. Предложил выпить. Я отказался. Думаю, он чем-то их травил, прежде чем убить, наверное, боялся не справиться, если они будут в сознании. Он предлагал сначала выпивку, потом чай или кофе, и эта настойчивость мои подозрения только усилила. Попросил меня подождать, сказал, что вернется с записью интересного разговора. Я почувствовал, что сзади кто-то есть, повернулся и увидел его с молотком в руке. Парень намеревался мне башку раскроить. Он замахнулся, я вскочил, выхватил у него из рук молоток. И ударил. Все заняло секунды, у меня даже не было времени оценить ситуацию. Я убил его с одного удара. В висок. И только тогда понял, что произошло. Дела мои и так были хуже некуда, а тут еще труп чокнутого парня, который собирался раскроить мне череп непонятно за что. Замучаешься доказывать, что это была самооборона, если на мне ни царапины. Потому я не спешил звонить в полицию, а для начала попытался разобраться, что это за псих. Прошелся по дому. И в подвале обнаружил нишу в стене и кое-какие стройматериалы, которые навели на размышления.

— Он замуровал трупы? — сказала я, невольно поежившись.

— Точно. Разбив свежую кладку, я увидел всех троих: Эмму, Ковтуна, который уже пару дней не отвечал на звонки, и парня, который был охранником Анжелики. И вспомнил, что она рассказывала о смешном влюбленном в нее ботанике. Точнее, вспомнил после того, как заглянул в его компьютер. Парень был совершенно одинок, поговорить ему, видимо, было не с кем, он вел записи, что-то вроде дневника. Обвинений в его убийстве я уже мог не бояться, он сам себе обвинительное заключение составил. Но прочие проблемы оставались.

— Криминальные авторитеты, погибшие при пожаре?

— Точно. Договориться с этой публикой шансов не было, и я решил: единственный выход — отсидеться за границей, воспользовавшись документами Томилина.

— И в этом тебе помог старый друг?

— Что бы мы делали без друзей? — усмехнулся Валька, впрочем, называть его так теперь вряд ли следовало. — Я уехал и понемногу начал разбираться в ситуации. В Америку соваться мне было нельзя, обман тут же откроется. Оттого предп