12

Свистеть Княжича учил не кто иной, как первый побратимов есаул Степан, давно уж сгинувший в царском застенке.

– Чего, как гусь шипишь да слюни пускаешь? Свист для казака, Ивашка, – великое дело. От одного него купчишка должен наложить в штаны и сражаться всякую охоту потерять, – поучал он молодого, но шибко подающего надежды Ваньку, чуя в нем своего преемника.

– Вот как надо, учись, пока я жив, – улыбаясь зубастым, без единой щербинки ртом, седовласый воин совал в него два пальца и будоражил всю округу богатырским посвистом. Таким он и запомнился Ивану.

Когда до спуска к броду осталось несколько саженей, хорунжий остановился. Верный Сашка, словно тень, сделал то же самое. Встав на ноги, казаки еще раз проверили оружие – пистолет он пуще бабы заботу уважает.

– С богом, – прошептал Иван и разорвал ночную тишину разбойно-соловьиным свистом.

Выскочившие на косогор четыре ордынца от изумления остолбенели, словно суслики. Толком так и не поняв, кто к ним пожаловал, они тут же покатились вниз, срезанные слаженным пистольным залпом.

Обнажив клинки, Ванька с Сашкой бросились на уготовленную им засаду. Татары не сумели дать хоть какого-то серьезного отпора. Двое сразу пали под ударами Иванова булата, еще двое попытались убежать, но их настиг Ярославец. Размахнувшись со всего плеча, он снес голову тому, что приотстал. Почуяв дышащую в затылок смерть, бежавший впереди остановился, ловко выхватил из ножен саблю и сам набросился на Александра. Ему на помощь тут же поспешили воины, которые сидели на тропе с арканами. Истошно вопя «Спасайся, князь» они попытались отбить своего предводителя, но помешал хорунжий. Крикнув Сашке:

– Придержи-ка нехристей, а я их вожака пощупаю, – он атаковал этого странного, обряженного в стеганый халат и волчью шапку, человека. Тот оказался лихим рубакой, однако до Ивана ему было далеко.

Тесня противника, Княжич принялся наносить несмертельные, отвлекающие удары. Как только за спиной его раздался стук копыт да плеск воды, Ванька, не оглядываясь, понял, что это Маленький с полковником уходит за реку.

Ну вот и все, дело сделано, теперь можно покуражиться, решил он. Поглядим, какой там князь средь татарвы затесался. Не из наших ли бояр московских кто на службу к ляхам перешел. Такого непременно надо взять живьем к полковнику в придачу.

Для начала Иван сбил с супостата его волчью шапку, а заодно стесал изрядный клок белесых волос и убедился окончательно, что это впрямь не татарин. С заросшего густою бородой, искривленного болью, но еще довольно молодого лица на него глядели бледно-голубые, мутные от ярости глаза. В ответ белесый попытался прямым колющим ударом достать прикрытую лишь шелковой рубашкой грудь хорунжего. Княжич со всей силы отбил его удар, сталь лязгнула о сталь, уронив слезы-искры, и рука врага безвольно взметнулась вверх. Довершая задуманное, хорунжий полоснул бородача кончиком клинка чуть выше локтя. Князь или кто он там, черт его разберет, то ли вскрикнул, то ли каркнул, словно ворон, и выронил саблю. В тот же миг раздался возглас Ярославца:

– Иван Андреевич, берегись, татарином прикройся!

Как бы подавая пример, он ухватил за грудки одного из рубившихся с ним ордынцев, другой уже лежал неподалеку в луже крови, и закрылся им, как щитом.

Приутихший сабельный звон сменил свист стрел. Стоявшие невдалеке разбойники, услыхав пальбу и жалобные крики собратьев, бросились на выручку всей своей трехсотенной ордой.

– Вот оно, началось, – подумал Княжич, которого так и не покинули дурные предчувствия.

Туча стрел накрыла Сашку с татарином, сделав нехристя похожим на ежа. Не поздоровилось и Ярославцу. Две из них все же нашли полухорунжего – одна задела вскользь по голове, другая впилась в ногу. Враз сообразив, что татары из опасения убить своего князя даже не целят в их сторону, Иван вдарил бородатого рукоятью сабли по лбу, ухватил его за воротник халата и, волоча на себе раненого друга да оглушенного врага, устремился к реке. Стрелять татары перестали, но, увидев, как казаки уводят Вишневецкого в полон, бросились вдогон за беглецами.

На середине брода Княжич понял, что им так просто не уйти. С легким сожалением он выпустил из рук бесчувственного пленника и повернулся лицом к погоне. Мысль бросить Сашку даже не пришла в удалую Ванькину голову. Ярославец уже пришел в себя, едва держась на налившейся свинцовой тяжестью простреленной ноге, он вскинул саблю, которую не уронил даже в беспамятстве. Став плечом к плечу по грудь в воде, казаки приготовились дать последний в их двадцатилетней жизни бой.

Брошенный Иваном бородач упал ничком, но не пошел ко дну, а подхваченный речными волнами, поплыл по течению, быстро исчезая во тьме.

– Большое, видать, сей князь дерьмо, коль в воде не тонет, – усмехнулся Ванька, видя, как ордынцы, позабыв о нем и Ярославце, кинулись спасать своего предводителя. На какой-то миг это отдалило гибель лихих лазутчиков. Однако разумевший по-татарски Княжич тут же услыхал, как один из подступающих к ним нехристей громко прокричал:

– Живьем возьмем урусов! Кожу с них сдерем да на бубны натянем, а из костей дудок понаделаем. Пусть девки русские под такую музыку пред нашим князем пляшут голышом.

Не искушенный в иноземных языках, Ярославец тоже понял, о чем вопит татарин, и спокойно, будто речь зашла о сущей безделице, попросил:

– Иван Андреевич, ежели я не устою, вдарь меня кинжалом. Резать горло самому себе, подобно тому ляху из ватаги пана Иосифа, как-то не по-христиански.

Княжич молчал. Глядя в глаза смерти, которая явилась к ним в виде многоликой толпы ордынцев, он вдруг припомнил пыльную дорогу, растерзанную мать и себя, совсем еще мальца, ставшего с кинжалом на пути лавины конных воинов. Иван ясно, словно наяву, услышал стук копыт, только раздавался он на этот раз откуда-то сзади. Яркий свет зажженных нехристями факелов заставил его смежить веки и вместо искаженных злобой вражьих ликов ему представились Кольцо с Герасимом.

– Держись, браты, – приободрил разбойный атаман голосом Гришки Красного.

Хорунжий сразу догадался, что это не видение, это его казаки учуяли беду и пришли на выручку.

– Погоди помирать, похоже, малость поживем еще, – подмигнул он Ярославцу и с криком «За мной, станичники!» бросился на татарву. Пеня воду и обгоняя Княжича, на застывших в ужасе разбойников Вишневецкого уже неслись Красный, Новосильцев с Бегичем и остальные бойцы самой лучшей в Хоперском полку, а значит, и во всем русском войске, знаменной полусотни.

13

Превозмогая боль в простреленной ноге, Ярославец шагнул было вслед уже схватившимся с ордынцами товарищам, но подъехавший на Белоногом Маленький остановил его:

– А ты куда собрался?

Оглядев окровавленную голову Сашки-старшего да торчащую чуть выше правого колена стрелу, казачонок тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой.

– Какие ж вы с Иваном неуемные, так и норовите раньше срока к богу в рай попасть.