Проворно спешившись, он помог израненному другу взобраться в седло, затем снова глянул на стрелу и задумчиво промолвил:

– Надо б ее вынуть. Нехристи обычно свои стрелы гнилым жиром мажут, а от него гноятся раны да такая лихоманка начинается, что можно помереть.

Не спрашивая Александрова согласия, юноша сломил оперение:

– Теперь держись.

Как только Маленький рванул стрелу из раны, свет померк в глазах у Ярославца, но он все же удержался в седле.

– Молодец, – одобрил Сашка и, взглянув на вражью сторону реки, где, похоже, разыгралось настоящее сражение, строго заявил:

– С нас, пожалуй, на сегодня хватит. Поехали полковника стеречь, а то еще сбежит, паскуда.

Прежде чем выбросить стрелу, казачонок осмотрел ее и даже обнюхал наконечник.

– Не боись, отравы нету, не тот пошел татарин ныне, – заверил он полухорунжего.

Когда выбрались на берег, тот увидел привязанного к осине Адамовича. Костер на ней уже почти погас, но порывы ветра еще срывали с обгорелых веток искры, и они падали на полковника. Глянув в искаженное ужасом лицо пленника, шляхтич, видимо, решил, что казаки сожгут его живьем, Ярославец с издевкой вопросил:

– Да ты никак решил человечины жареной отведать?

– А ты за эту сволочь шибко не переживай. Говно, оно не только в воде не тонет, но и в огне не горит. Это пан сейчас такой смиренный да напуганный, а когда плыли через реку, он гад руки развязал и ножом, что в сапоге припрятан был, меня вдарить изловчился, – огрызнулся Маленький. Лишь теперь Ярославец заприметил перевязанную окровавленной тряпицей Сашкину ладонь.

Не удержавшись от соблазна похвастаться, юноша с гордостью добавил:

– Я, понятно дело, тоже не лыком шит. Нож успел перехватить и одним ударом ляха успокоил.

По-видимому, Маленький не врал, правоту его подтверждал заплывший синевою глаз Адамовича.

Беседу их прервал конский топот. Это Емельян, услышав выстрелы, не удержался и пришел на помощь с сотней хоперцев. Чуть не стоптав заступившего ему дорогу Маленького, Чуб осадил коня, радостно воскликнув:

– Живые, слава богу! Что тут у вас творится?

Не дожидаясь ответа, он вновь спросил, кивая на Адамовича:

– Кто таков?

– Начальник королевской стражи, шляхетский полковник, – важно доложил Сашка-младший. Лик атамана осенила счастливая улыбка, но он тут же погасил ее.

– А Княжич где?

Маленький развел руками и указал на вражий берег. – Воюет, чего ж ему еще-то делать. Он, видать, решил с одною полусотней поляков одолеть. Ты б пособил ему, а то как бы казакам нашим туго не пришлось.

Чуб понимающе кивнул, скомандовав:

– Вперед, – атаман первым взбудоражил своим конем приутихшую было гладь реки.

– Сильно-то не зарывайтесь, не то поляки в отместку за полковника вас в полон возьмут, – почти начальственно напутствовал казачонок Емельяна.

– При твоей гордыне, Сашка, не кашеваром, а есаулом или атаманом пристало быть, – усмехнулся Ярославец.

– И буду, – без малейшего смущения ответил Маленький. – Я не наш Андреевич. Казаки сказывали, что Новосильцев предлагал Ивану быть первым есаулом, да он отказался. Совесть, вишь, ему не дозволяет над старшими годами начальствовать. Нет, Александр, – похлопав Ярославца по плечу, юноша искренне заверил: – Когда о власти речь идет, сомнения неуместны. Свято место пусто не бывает. Коль достойный человек, к примеру, как хорунжий, не займет его, так на нем тут же какая-нибудь сволочь хитроблудая окажется. А простым людям от подобной совестливости пользы нет, один лишь вред.

Ярославец спорить с ним не стал. Малость изумленный не по возрасту рассудительной речью Маленького, он лишь пожал плечами и неуверенно промолвил:

– Может, ты и прав, да только разве во власти счастье?

14

Душегубы Вишневецкого, ожидавшие легкой победы – всего-то двое русских лазутчиков, из которых один тяжело ранен и еле держится на ногах, пришли в ужас при виде несущейся на них казачьей лавы и поначалу бросились бежать. Однако быстро поняли, что бегство – это верная погибель. По обрывистому берегу от конницы не уйти, а карабкаться на косогор – значит, пасть от метких выстрелов урусов. Сбившись в стаю, ордынцы стали яростно обороняться.

Страх и безысходность нередко порождают смелость. Изрядный численный перевес позволил нехристям сдержать натиск казаков, завязалась жестокая резня. Неизвестно, чем бы все закончилось, кабы не Чуб. Появление атамана с сотней свежих бойцов решило исход боя, татары были почти полностью истреблены.

Завидев, как с десяток станичников устремились в погоню за уцелевшими ордынцами, Ванька закричал:

– Назад! Уходим!

И вовремя. С крутояра ударил мушкетный залп. Это ляхи, что погнались за похитителями Адамовича, наконец-то вышли к переправе чуть не целым полком. Отстреливаясь от католиков, казаки стали убираться восвояси.

Княжич уходил последним. Придирчиво оглядывая берег, не дай бог, чтоб кто из раненых остался, хорунжий увидал лежащего ничком на мелководье станичника и сразу же признал в нем Красного. Не замечая тоскливо завывающих шляхетских пуль, он бросился к Гришке. Похоже, тот убит был сразу наповал, но для Ваньки это ничего не значило. Лучше уж погибнуть самому, чем отдать на поругание татарве тело старого товарища. Взвалив убитого на плечи, Иван шагнул вслед уже скрывшимся в предутреннем тумане казакам.

Как только Княжич вышел из воды, к нему тут же подбежал сначала Маленький, за ним, опираясь на плечо Новосильцева и крепко прихрамывая, подошел Ярославец. Щека князя была чуток порублена, но он, похоже, не замечал стекавшей на соболий воротник струйки крови.

Счастливый блеск, что полыхнул в глазах обоих Сашек при виде живого и даже не раненого друга, сменила горькая печаль, когда тот уложил на землю Красного. Не углядев на Гришке ран, казачонок изумленно вопросил:

– Как он смерть-то принял, неужели утоп?

– Да нет, не утоп, – еле сдерживая закипающую в сердце ярость, заявил Иван. – Его сзади пуля клюнула, как раз напротив сердца, а выйти ей, видать, кольчуга не дала. Не пойму, как так случилось, что Григорий выстрел в спину получил? Он же первым на ордынцев кинулся. Коль они бы подстрелили, то рана б на груди была. Не из вас ли кто десятника убил невзначай, – добавил он, строго глядя на столпившихся вокруг станичников.

– Да ты что, побойся бога, – возмутился Новосильцев. – Не решились, видно, нехристи с Красным в честном бою сойтись, вот и пальнули в спину.

Княжич недоверчиво покачал головой, но, припомнив, как совсем недавно сам чуть не погиб от пули в спину, с благодарностью взглянул на Ярославца.

– Ладно, все одно теперь уж ничего не поделаешь, кладите на коней убитых да поехали, – тяжело вздохнув, распорядился он и обратился к Емельяну. – Сразу к воеводе поведешь полковника, иль до утра подождешь?