дурак и подлец, и весь род у него такой. Я отца его хорошо помню, тоже был мерзкий мужичишка. Пакостить людям любил. Особливо тем, кто получше живет. Причем, не ради какой-то выгоды, а ради удовольствия. Видишь как оно получается, как гниль завелась в роду, так сколько уже поколений сменилось, а она все никак не выводится.

— Веришь в наследственность?

— Наследственность, не наследственность, а если семя первоначально в почву было посажено доброе, то это поле все время будет давать хороший урожай.

— Может, ты и прав.

Но дальше Лобанов не стал распространяться на эту тему, так как к ним быстро приближалась Натали. Она переоделась, наложила косметику на лицо и сияла какой-то нездешней, несегодняшней, пришедшей из далеких эпох красотой. Лобанов почувствовал, как учащенно забилось его сердце.

Он видел, что и Луцкой, и молодые казаки не могли отвести от нее своих восхищенных глаз.

Все не без труда уместились в машине, и путешествие началось. Луцкой не преуменьшал, когда предупреждал о кошмарной дороге. Вернее дороги не было никакой. И если недавно прошел бы еще дождь, они бы просто утонули в грязи. Но горячее солнце подсушило ее и потому машина проваливалась неглубоко. Им приходилось выходить из нее и, стоя босиком в теплой жижи, вытаскивать «УАЗик» на более твердое место.

Наконец все препятствия были мужественно преодолены, и они, чувствуя себя героями, как если бы совершили кругосветное путешествие, въехали на хутор. Это было совсем маленькое поселение, домов десять, не больше. Казалось они вернулись на сто лет назад, если не считать электрических проводов, все остальные приметы современной цивилизации здесь начисто отсутствовали.

Луцкой спросил у пожилой аборигенке, где живет Трофим Мартынович. Та, удивленная их появлением, не меньше, чем индейцы приплытием Колумба, показала им на полуразвалившуюся хату.

Когда-то ее охранял забор, но теперь от него осталось лишь несколько небольших покосившихся жердочек. А потому, выйдя из машины, они беспрепятственно направились к дому.

Подойдя к двери, Луцкой стал громко стучать. Его усилия не пропали даром, на пороге появился старик. Одного взгляда было достаточно, дабы понять, как он стар. Лицо, словно поле после баронования, было изборождено бесчисленными складками, согнутая почти пополам фигура как бы говорила о большом количестве оставленных за спиной лет. Хотя улица была разогрета солнцем, как сковородка на печи, одет был дед в валенках и теплом жилете.

— Здравствуй, Трофим Мартынович! — громко, как обращаются к глухим, произнес Луцкой. — Вы меня помните?

— Ты чего кричишь, я не глухой, — вполне внятно, лишь слегка шамкая, вдруг проговорил старик. — И тебя помню, Петр.

— А мы к тебе по важному делу. Впустите?

— Чего же не впустить, завсегда рад гостям. Давно ко мне никто не заглядывал.

В доме почти ничего не было, только стол, скамья да топчан. Весь угол занимала большая белая печь. Зато, как ни странно, было довольно чисто.

Гости расселись на скамейке. Причем, молодым казакам место не хватило и им пришлось стоять.

— Как ты тут поживаешь на острове вдали от всех, Трофим Мартынович? — поинтересовался Луцкой. — Никто посторонний не навещает?

— Кто же сюда поедет, мил человек, — ответил старик. — Даже и не припомню, когда последний раз сюда кто-то заглядывал. Вот спасибо вам, добрые люди, что навестил.

— А разве у вас нет родственников? — спросила Натали.

— Все уже умерли, — за него ответил Луцкой. — Последним сын, десять лет назад. Ему восемьдесят стукнуло. Я все правильно помню?

— Один я на свете, — вздыхая, подтвердил старик. Но в его голосе не слышалось настоящей печали, скорей лишь констатация этого обстоятельства.

— А мы тебе, видишь, гостей привезли. Ты даже не представляешь, кто эти люди. Вот он, — показал Луцкой на Лобанова, — князь Лобанов-Тверской, самый что ни на есть прямой потомок наших князей. А вот эта женщина баронесса фон Мекк. Помнишь их предков-то, Трофим Мартынович?

Лобанов увидел, как взволновался старик. Он даже привстал и долго рассматривал своих гостей.

— Говорят, ты знал его прадеда, князя Александра Сергеевича. Это верно?

Старик снова сел на топчан и кивнул головой.

— Знал не знал, но пару раз видеть довелось. Вот батя мой хорошо был с ним знаком. А я что, мальчонкой был. Князь к нам сюда приезжал. Мой батя лучшим охотником в этих местах слыл, а он тоже любил побаловаться этим делом. Вот они вместе и ходили на зверя.

— А вы помните, каким был мой прадед? — спросил Лобанов.

Этот вопрос отправил старика в далекое путешествие в прошлое. Судя по всему добираться до тех далеких времен пришлось довольно долго, так как шли минуты, а он продолжал сидеть в напряженном раздумье.

— Князь был с нами на равных, — вдруг выдал старик. — Как будто и не князь, а свои, станичник. Батю моего на «вы» называл. Ему шибко это нравилось. Помню, что стрелял хорошо, мой батя хвалил его за это, а тот этим гордился.

Трофим Мартынович явно силился вспомнить еще что-нибудь, но резервуар воспоминаний, кажется, на этом истощился.

Луцкой больше не стал ждать, когда память принесет старику еще какое-нибудь воспоминание.

— В мы к тебе за помощью, Трофим Мартынович. Ты ж в свое время исходил эти места вдоль и поперек. Верно говорю?

— Верно-то верно, да уж больно давно это все было.

— Главное, что было. А то, что было, всегда где-то да остается. Князь Александр Сергеевич ищет в нашей округе одно место, да не может найти. Вот мы и бьем челом, просим тебя помочь нам его отыскать. Покажи ему фотографию, — обратился Луцкой к Лобанову. — Может, припомнит, где это?

Лобанов положил перед стариком фотографию третий картины. Прошло минут десять, все сидели молча и все это время Трофим Мартынович не отрывал взгляда от изображения. Наконец он поднял голову.

— Не могу вспомнить, стар слишком, память не та. Приезжайте-ка завтра, может и припомню. Место знакомое, вот только где, не знаю.

Луцкой стал расспрашивать старика про его житие, для Лобанова же разговор потерял дальнейший интерес. Он смотрел на Трофима Мартыновича и пытался представить его мальчиком, когда он встречался с князем Александром. Оказалось, что это совсем не просто, образ сидящего перед ним человека в его сознании никак не омолаживался.

Внезапно послышались трели телефонного звонка. Это было так неожиданно, что ни Лобанов, ни остальные в первые секунды не поняли, откуда раздается это странное звучание. Все замолчали, смотря на него. Лобанов же считал звонки. После третьего они утихли, чтобы через несколько секунд зазвенеть снова.

— Князь, это же твой телефон, ты чего сидишь, как истукан! — воскликнул Петр.

— Да, телефон, — растерянно пробормотал Лобанов. Поспешно