В Москве привыкли к информации подобного рода. В Кремле понимали, что у Лондона и Парижа вновь появилась надежда отвлечь от себя надвигавшуюся катастрофу и повернуть устремления германского фюрера против Советской России.

В сообщении Управления внешней разведки НКГБ отмечалось, что в Лондоне рассчитывают на альянс Германии с Англией и Францией при участии Соединённых Штатов Америки. Стало быть, речь снова шла о походе объединённых сил против большевизма.

Командующий армией вторжения на финляндскую территорию Маршал Советского Союза Тимошенко во время разговора с Верховным главнокомандующим в связи с предстоящим выполнением задания сумел получить обещание, что не будет нести ответственность за большие потери. Это свидетельствовало о его практичности, которая полностью проявилась в войне с финнами. И не только.

Начало русского наступления неожиданно захлебнулось.

В своём выступлении по радио 20 января 1940 года Черчилль, заявил, что Финляндия «открыла всему миру слабость Красной Армии». Это ошибочное мнение до некоторой степени разделял и Гитлер, что привело к серьёзнейшим последствиям.

2 декабря США наложили «моральное эмбарго на торговлю с СССР». Это лишний раз подтверждало, что нейтралитет США в недавней войне Германии с Польшей был вызван исключительно нежеланием оказывать помощь полякам и дать возможность нацистам заполучить плацдарм для продолжения подготовки наступления на Восток.

Военный конфликт с финнами подтвердил то, о чём работники Особой группы НКВД многократно информировали НКО: высокий уровень технического оснащения финской армии, постоянно перевооружавшейся благодаря поставкам новых видов оружия со стороны Германии, Англии и Франции.

Советские войска по ходу военных действий столкнулись с серьёзными трудностями. Наступавшей группировке предстояло, несмотря на огромные потери, прорвать финскую оборону на Карельском перешейке.

То и дело приходилось с ходу перегруппировывать свои силы и возобновлять упорные наступательные операции. Временами наступление советских войск самым настоящим образом «захлёбывалось».

Генсек был в курсе неудач. Как он мог реагировать на очередную подробную докладную о событиях в Финляндии? Она тяжело отражалась на его настроении.

Вместе с тем докладные содержали хотя и важную, но отнюдь не бог весть какую потрясающую новость для Кремля.

Беспристрастный анализ военных действий позволяет установить истинные причины неудач советских войск в первоначальный период. Но как только ценой невероятного напряжения и потерь в живой силе им удалось прорвать знаменитую своей неприступностью «фортификационную линию Маннергейма» и создать угрозу коммуникациям, поражение Финляндии стало неизбежным. Только капитуляция могла предотвратить катастрофу.

Финны пали духом. Начались разговоры о прекращении войны. Выдвигались различные условия. Обещанные франко-английские экспедиционнные силы так и не прибыли, хотя находились в полной готовности к отправке.

12 февраля 1940 года на «линии Маннергейма» произошло окончательное физическое поражение финской армии. Сталин проявил мудрость, и СССР выдвинул весьма скромные требования.

21 февраля боевые действия прекратились. 6 марта финское правительство начало переговоры о мире в Москве. Взаимные уступки во время переговоров позволили положить конец кровопролитию лишь 12 марта 1940 года.

Маршал Тимошенко высоко оценил боеспособность Красной армии в боях на территории Финляндии. Накопленный опыт он в полной мере использовал при проведении реорганизации в Красной Армии, когда стал наркомом обороны. Ему тогда было немногим более сорока лет.

Семён Константинович Тимошенко – выходец из Бессарабии. Трудовой путь начинал бондарём, служил унтер-офицером в царской армии (Маннергейм тогда уже имел чин генерала). Высокого роста, крепкого телосложения, бритоголовый. Обладал внушительной фигурой, ровными чертами лица, громовым голосом. Отличался серьёзностью и чувством справедливости. Но самое главное – к нему благоволил Сталин.

Недоразумение, вызванное протестом нацистов в связи с диверсиями советской агентуры, не замедлило сказаться на судьбах оставшихся в живых бывших работников Особой группы. Для отбывавших сроки наказания затеяли «доследование», для находившихся под следствием изменили «ракурс». Автоматически он отразился и на Серебрянском. Ему вновь досталось больше, чем кому бы то ни было. Повезло только расстрелянным. Им завидовали.

Очередной виток «расследования» обещал быть крайне жестоким. В чём состояло обвинение? По общему шаблону: «Насаждая за кордоном агентуру и оснащая её необходимыми техническими средствами для осуществления диверсионных актов против агрессора, руководителем Особой группы и его сотрудниками преднамеренно не было чётко обговорено при постановке задачи исполнителям, что «в качестве агрессора» должна рассматриваться любая страна, которая вступит в вооружённый конфликт с Советским Союзом».

Далее: «…Под определением «агрессор» по самовольному и преднамеренному решению Особой группы и её непосредственного руководителя подразумевался только фашизм, что совершенно не соответствует целям и задачам боевых групп за рубежом…»

И ещё: «… «агрессором» может быть не только фашистское государство, но и любая другая страна, которая вступит в военный конфликт с СССР».

– Помилуйте, – взмолился Серебрянский во время следствия, – мы создавали подпольные группы на случай войны с фашистской Германией. Такова была установка руководства наркомата и стоящего над ней верховного руководителя. Поэтому подавляющее большинство нашей агентуры состояло из антифашистов.

Он настойчиво пытался урезонить следователя, избегая, согласно общепринятому порядку, произносить слово «Сталин». За случайно по былой привычке упомянутым «святым» именем следовал удар или избиение. Заключённый недостоин произносить это имя. Дозволено только: «один из руководителей страны». Без конкретизации.

Старания Серебрянского представить дело так, как оно имело место в действительности, были напрасны. Выдвинутое и утверждённое начальником следственной части обвинение оставалось неизменным. Вплоть до суда. А там и вовсе бесполезно пытаться доказывать противоположное. Приговоры проштамповывались автоматически, как на почте конверты. Только здесь были не конверты.

Поэтому почти от каждого заключенного последовало «полное признание в преднамеренности совершённых антигосударственных действий при создании за кордоном агентурной сети боевиков…»

Некоторым работникам Особой группы, ранее осуждённым, теперь предстояло увеличение сроков наказания. Тем, у кого сроки были максимальны, следовало ожидать высшей меры. Лишь осуждённым к расстрелу не могли изменить наказание. Но и это был не предел. Наказанию предполагалось подвергнуть родных и близких.

Яков Исаакович пребывал в состоянии полной прострации. А следователь настаивал. Между вопросами истязал, мучил, пытал, потом «воскрешал» и вновь принимался задавать чудовищные вопросы, требовать немыслимых ответов. Снова одно и то же: