Навесить на Гуго шпионаж в пользу иноземцев жандармам явно не удалось бы. Они смекнули об этом сразу, как только разобрались, что к чему, и потому, убоявшись выставить себя на посмешище, не стали выдвигать такое обвинение. Ну какой, скажите на милость, вингорский шпион потащился бы к Бескрылым с подарком Светлогривого Грифона в сумке, а потом, напившись вдрызг, начал бы бить себя в грудь и кричать на весь трактир, что Шомбудаг – его друг и наставник? Впрочем, жандармерия Аркис-Грандбоула редко признавала свои ошибки и в случае с де Бодье также не собиралась делать исключение.

Сохраняя показной нейтралитет в политической борьбе между бургомистром Рейли и первосвященником Нуньесом, блюстители порядка тем не менее частенько оказывали последнему услуги в поимке рьяных ангелоненавистников. Если жандармам не удавалось призвать к ответу какого-либо подозреваемого в обычном преступлении, того почти всегда можно было сплавить синоду как предполагаемого вероотступника. Главное, чтобы он состоял в рядах Церкви. И пускай затем она сама ищет улики и разбирается, виновен подозреваемый или нет, – церковное правосудие находилось уже вне жандармской компетенции.

На беду нашего знатока вингорской религии, формально он числился септианином. Это неоспоримо подтверждала вытатуированная у него на руке «крылатая чаша». И неважно, что Гуго принял причастие в детстве по воле своих родителей, а в последний раз посещал молебен, находясь на сенатской службе. Дознавателей из синода интересовало одно: как правоверный мог опуститься до того, что стал ярым солнцепоклонником? Да еще посмел явиться в священный город, чтобы проповедовать в его стенах гнусную языческую ересь?

Как и в тот раз, когда его поймали за руку на взятке, де Бодье вновь угодил в безвыходное положение. Что бы он ни сказал церковникам, все играло против него. Выболтать им без утайки всю правду? Но тогда они посчитают нужным передать заключенного дону Риего-и-Ордасу, а тот учинит Гуго куда более мучительную казнь, чем растерзание священными нетопырями. Придумать правдоподобную отговорку? Но как объяснить наличие у себя украшения Шомбудага и еретических знаний, коими Сенатор бахвалился перед столькими свидетелями?

Что же остается? Врать напропалую, надеясь, что суд поверит, будто обвиняемый нашел бриллиантовый обруч в предгорьях случайно, а все сказанное им в кафешантане – всего лишь выдуманный спьяну бред?

Опять-таки не вариант. Во-первых, члены церковного синода не дураки и умеют отличать ложь от правды. А во-вторых, даже если они в это поверят и согласятся простить де Бодье, ему все равно придется пройти испытание на верность Септету.

Испытание простое и безошибочное. Каждый примерный септианин регулярно принимает в храме помазанье «ангельской кровью». Ее традиционно заменяет едкая кровь приближенных к ангелам созданий – фосфоресцирующих нетопырей. Отмеченных ею людей эти выращиваемые в неволе крылатые хищники-людоеды брезгуют кусать примерно пару месяцев (в случае, когда вина вероотступника доказана, а тот был недавно помазан, священные пятнышки-стигмы срезаются у него с запястий вместе с кожей). Испытуемому септианину, чья преданность Церкви подлежит сомнению, сажают на руку голодного нетопыря. И если тот не впивается в нее зубами, значит, все в порядке – этот человек посещал храмовую службу совсем недавно. Чего, естественно, нельзя сказать о Гуго, чьи стигмы давным-давно стерлись от времени.

Что Сенатору оставалось делать? Врать и всячески выкручиваться. Каких только небылиц он не наплел в свое оправдание, но, как и ожидалось, судьи вновь и вновь разносили их в пух и прах. Зыбкие шансы де Бодье разжалобить дознавателей таяли с каждым днем, пока наконец у бедолаги не осталась одна-единственная надежда. Едва трепещущая, зато самая живучая из всех – надежда на чудо…

Страсть придавать собственным церемониям театральность и драматизм была унаследована ангелопоклонниками от своих предтеч из Брошенного мира. Однако при всем богатстве воображения септиан им никогда не достичь того размаха, с каким подобные действа проводились до года Всемирного Затмения. Священникам церкви Шестой Чаши приходилось обходиться без огня и электричества, чье отсутствие сильно понижало зрелищность нынешних церковных обрядов и явно не способствовало притоку в храмы новых верующих. Земные слуги Септета выкручивались как могли. Вплоть до того, что не гнушались публично скармливать вероотступников нетопырям-людоедам, фосфоресцирующая шкура, когти и зубы которых заменяли очистительное пламя древних инквизиционных костров.

Ради пущего эффекта кара еретиков проводилась с наступлением сумерек. По той же причине фонари на храмовой площади в такие вечера не зажигали. Ничто не должно было отвлекать пришедших на казнь зевак от созерцания Душечистителя – стоящего на помосте большого – в полтора человеческих роста – стеклянного куба. Верхняя плоскость у него отсутствовала, а на ее место устанавливалась имеющая раздвижное дно большая клетка с нетопырями. Во избежание накладок перед экзекуцией их нарочно морили голодом пару суток. За это крылатые кровопийцы готовы были растерзать любого, являйся он хоть отъявленным грешником, хоть образцово-показательным праведником.

В вечер казни де Бодье напротив храма Семи Ангелов собралось много народу. Видимо, все еще давал о себе знать ажиотаж, вызванный последней проповедью Нуньеса и неумолкающими слухами о шастающих в пригороде вактах; последних якобы уже видели у самых стен Чаши. Пока мы с Сандаваргом проталкивались поближе к помосту, я прислушивался к тому, о чем болтают в толпе. Оказывается, эта расправа над вероотступником была приурочена Нуньесом к завтрашнему грандиозному молебну, целью которого станет духовное единение всех септиан города и изгнание от него силой общей молитвы слуг Багряного Зверя. По этой же причине сюда сегодня съехались почти все члены городского совета во главе с самим бургомистром Рейли. Дрязги дрязгами, а не почтить визитом столь важное церковное мероприятие власти Аркис-Грандбоула не могли. Окруженные кольцом жандармов, кареты важных персон были выстроены в ряд справа от сцены. Сами власть имущие собрались вокруг бургомистра и степенно беседовали, коротая время в ожидании представления.

Кареты чиновников рангом пониже и городской знати стояли вдали от Душечистителя прямо посреди толпы, что была по краям не такой плотной, как у помоста. Маленький крытый экипаж госпожи Зигельмейер успел пробраться почти на середину площади, ради чего Патриции пришлось приехать на полчаса раньше всех своих не терпящих спешки почтенных знакомых. Возле кареты нашей покровительницы отиралась Малабонита. Разумеется, она была не простой зрительницей и даже не возницей, которую сейчас из себя изображала. В грядущем «божественном чуде» у нее, как и у нас с северянином, также имелась своя роль, которую ей надлежало сыграть в строго урочное время.

Без настырного Убби я вряд ли пробился бы так близко к сцене. Достигнув первых рядов, он вытянул шею, высмотрел среди зевак нескольких своих знакомых из Холодного квартала и помахал им рукой. Наряженные, как и мы, в паломнические балахоны, натянувшие капюшоны северяне разошлись по площади, ничем не выделяясь в сумерках из толпы. Сандаварг заручился их поддержкой вчера, пускай поначалу и не хотел втравливать сородичей в нашу авантюру. Впрочем, ничего сложного, а тем более противозаконного от них не требовалось, что и объясняло, почему Убби передумал.