— А сколько вообще за что дают? Вот за убийство, например?

— До ста двадцати лет. Конкретный срок высчитывается по ситуации. Жертва, мотив, смягчающие или отягчающие обстоятельства.

— А аборт считается убийством?

— Частичным. За него до пятнадцати лет. Опять-таки за вычетом смягчающих обстоятельств и перенесенных страданий, если таковые были. К тому же срок делится на обоих родителей в соответствии со степенью вины.

— Степенью вины?.. В смысле?

— Ну вот если, скажем, жертва изнасилования, то навешивают полную пятнашку… но не матери, а отцу.

— А матери ничего?

— Матери — предельно малый срок, который всегда полностью нивелируется перенесенными страданиями.

— Понятно… — протянул Данилюк. — А если самозащита?

— По ситуации. Все рассматривается индивидуально. При каких обстоятельствах произошло, от кого и как защищался, что при этом думал. У нас тут все по прейскуранту.

— По прейскуранту — это хорошо. А то я раньше думал, что у вас тут… ну… вечные муки…

— Вечные муки, — усмехнулась Стефания. — Как любят люди бросаться тем, что даже вообразить себе не могут. Ты представляешь, сколько это — вечность? В-Е-Ч-Н-О-С-Т-Ь! Не тысяча лет, не миллион, не миллиард даже — вечность! Как по-твоему, существует ли вообще такое преступление, которое заслуживает вечных мук?

Данилюк крепко задумался. Очень крепко.

— Нет у нас вечных мук, — сказала Стефания. — Есть… пожизненные.

— А это как?

— Ну рано или поздно ты же все равно… истощишься. Загробная жизнь тоже не вечная — хоть в Аду, хоть в Раю. Рано или поздно негативная карма исчерпается, и уйдешь на перерождение, на следующий круг. Но вот до тех пор… Разные бывают варианты.

— Разные, — согласился Данилюк. — Ну что, куда теперь?

— К инспектору Небиросу, отчитаемся. Ты тачку где припарковал?

Адский распределитель находился не в самом Пандемониуме. Подобно райским вратам, это заведение служило пропускным пунктом, через который в Ад попадали новенькие. Покинув его, Данилюк и Стефания оказались на границе Первого Круга.

С этой стороны в распределитель вело три двери. Огромная арка, из которой тянулась нескончаемая вереница грешников. Скромный служебный вход, которым пользовались демоны. И еще одна дверь, сбоку… немного странная.

Из нее никто не выходил. Кажется, она вообще была заперта. Зато внутрь попасть хотели многие — к двери стояла целая очередь, не менее длинная, чем к святому Петру.

Хотя порядку в ней было куда меньше. В этой очереди народ громогласно орал, распихивал друг друга локтями и разве только не лез в драку.

— Свалили все отсюда быстро! — толкался какой-то лысый детина. — Я задолбался тут стоять уже! Ща [цензура] всех!

— Пропустите, у меня дети дома! — визжала тетка с пакетами. — Мне срочно надо!

— А ну-ка, уступили старшим, у меня ноги болят! — размахивала чугунной клюкой ветхая старушка. — Я ветеран труда и инвалид второй группы!

— Мне только спросить!.. только спросить!.. — тщетно пыталась протиснуться всклокоченная девица. — Я только спрошу, и все!..

— Я депутат, мне без очереди! — размахивал красной книжечкой потный толстяк.

— А это куда очередь-то вообще? — поинтересовался у Стефании Данилюк. — Чего они все туда так ломятся?

— На выход это очередь, — равнодушно ответила Стефания. — Там можно получить справку на освобождение от мук. И покинуть Ад досрочно.

— Серьезно? Без обмана? — удивился Данилюк.

— Без обмана. Только этих справок еще никто никогда не получал.

— Почему?

— А потому что дверь не откроется, пока они не договорятся, кто будет первым. А здесь собраны те, кто при жизни всегда пролезал без очереди.

— Бедолаги, — посочувствовал Данилюк, подходя к машине.

Уже открывая дверь, он вдруг вспомнил о просьбе бабы Фени. Где-то там должна отбывать свой срок ее сестра. Его, Данилюка, двоюродная прабабка.

Он спросил об этом у Стефании. Можно ли вообще такое устроить? Найти ее как-то, повидать… в Аду ведь предусмотрены дни посещения, он правильно помнит?

— Ну есть такое, — неохотно признала чертовка. — Ее зовут как?

— Мария Алексеевна.

— А фамилия?

Данилюк наморщил лоб. Он помнил, что сестру бабы Фени звали баба Маша. Отчество у них общее. А вот фамилия… с этим проблема.

У бабы Фени — Некрасова, как у дедушки. Но это не девичья фамилия, а по мужу. Данилюк понятия не имел, какую фамилию носил муж бабы Маши… да и была ли она вообще замужем. Умерла-то она еще до его рождения, а вспоминали о ней в семье редко и без удовольствия. Данилюк слышал только, что под старость она совершенно поехала крышей, не узнавала родных и вроде бы даже кого-то убила… или только пыталась убить…

— Фамилию не знаю, — вздохнул он.

— Это хуже. Но ладно, сейчас поищем.

Стефания подошла к пылающему рисунку на стене и погрузила в него руки. Данилюк наблюдал с большим интересом — он уже знал, что это мегапантакль, адское средство коммуникации. С их помощью демоны обмениваются информацией, отправляют посылки и перемещаются сами.

Возилась Стефания минут десять. Бурчала что-то себе под нос, недовольно косясь на Данилюка. Но в конце концов отряхнула руки и сказала, что нашла в базе такую грешницу. Буланина Мария Алексеевна, содержится в Восьмом Круге.

— Оу, — только и выдавил Данилюк. — В Восьмом. Это значит, она… серьезная?

— Да уж не чета той шушере, что мы с тобой собирали. В Восьмом Круге мелких грешников не держат. Все еще хочешь навестить?

— Ну поглядеть хоть, как она там… Можно?

— Да можно, конечно. Поехали, там почти по дороге. Совсем небольшой крюк.

Снова Данилюк вел кабриолет в самые глубины Ада. Незаметно промелькнули Третий Круг, Четвертый, Пятый. Потянулись живописные пейзажи Шестого. Данилюк пролетел над горой из чистого золота, склоны которой были усеяны стенающими людьми. Прикованные золотыми же цепями, они пытались дотянуться до столов с едой.

Грешники в Аду чувствуют боль так же, как живые человеческие существа. Но умереть не могут. Когда очередная пытка заканчивается, их астральные тела возвращаются в первоначальное состояние, и все идет по новой.

Точно так же чувствуют они и голод. Это обманка, иллюзия, но муки все равно нестерпимые. Видя перед собой изысканные яства, но не в силах до них добраться, несчастные ужасно страдают.

Впрочем, средство утолить голод им выдали. Пилы. У каждого была пила и, чтобы поесть, им приходилось пилить… самих себя. Цепи усилиям ржавых зубьев не поддавались, а вот мягкая плоть…