как личности, в оторванности от титула и выполняемых обязанностей. Заставили поверить, что никому он не нужен сам по себе.

Но ничего. С этим я справлюсь. Обязательно.

− Я… тронут, дядя. Спасибо тебе, − прокашлявшись, наконец выдавливает Азим. – И буду очень рад повидаться с Мэл.

− Хорошо. Тогда оставляю тебя в надёжных руках Николь и хали Тафира, − кивает всё ещё хмурый король. – Увидимся завтра. Николь, ещё раз благодарю за то, что ты здесь.

− Не за что… дядюшка, − улыбаюсь ему немного смущённо. – Я здесь по велению сердца.

После ухода его величества, в спальню тихо проскальзывает лекарь, готовый приступить к осмотру и лечению.

И хоть Азим явно не испытывает от этого восторга, он безропотно позволяет уложить себя обратно и потом молча терпит пока пожилой целитель работает. Мне же приходиться очень сильно сдерживаться, чтобы не разразиться новыми рыданиями при виде сине-чёрной паутины сосудов, проступивших вокруг уже затянувшейся, но пока воспалённой, раны на боку любимого.

Провозившись больше получаса, хали Тафир остаётся очень довольным. И даже мне со стороны заметно, что чернота немного спала, гематомы поблекли, а воспаление почти прошло.

Подробно объяснив, как ухаживать за больным, чем кормить, что позволять, и чего ни в коем случае не делать, уставший целитель уходит, наконец оставляя нас наедине. И я снова позволяю себе присесть рядом с Азимом, со щемящим сердцем рассматривая его исхудалое лицо.

Открыв глаза, он отвечает мне не менее внимательным и жадным взглядом.

− До сих пор не могу поверить, что ты здесь, − дёргаются его губы в усталой улыбке. Мои ладони накрывает мужская рука, нежно поглаживая чувствительную кожу.

− Почему тебе так сложно в это поверить? – спрашиваю тихо.

− Я подвёл тебя. Обещал безопасность, а в итоге причинил страдания и подверг угрозе, − мрачно произносит Азим. – Ты же была свидетелем моего ареста, слышала все обвинения против меня. Даже когда дядя во всеуслышание объявит о моей невиновности, это пятно никогда не смыть до конца. В глазах многих на мне навсегда будет клеймо предателя. И я собираюсь официально отречься от права наследования…

− Но это же не твоя вина! − восклицаю запальчиво. – Правда, ты мог мне объяснить всё, предупредить. Я бы поддержала. Я бы… не придумывала себе бесы знает что, пытаясь понять происходящее. Но даже твоё молчание… как истинная дочь дома Сэйнар, я могу понять, когда долг требует поступать так как нужно, а не так, как хочется. Мне плевать на все пятна на твоей репутации, пока я знаю правду. Что же касается отречения… поступай так, как считаешь правильным. Я поддержу тебя в любом решении. Лично для меня это вообще не имеет значения. Мне ты нужен, а не твой статус наследника. Только ты. А вот твоё решение уйти из моей жизни для меня немыслимо. Как ты мог?

− Я думал, что потерял тебя, − признаётся хрипло. Снова сжимает мои пальцы. − А вместе с тобой потерял и желание бороться за жизнь, в которой тебя не будет.

− Я, наверное, должна быть польщена. Но на самом деле я жутко злюсь каждый раз, когда думаю об этом, − поджимаю губы. – Не вздумай больше так делать. Никогда, слышишь? Ты теперь мой. − касаюсь кончиками пальцев его браслетов. − Мой навсегда. И должен жить!

− Твой, − согласно кивает Азим.

Ну вот и ладненько. Вот и договорились. Удовлетворённо вздохнув, я умолкаю. Азим тоже.

Хоть он и пытается бодриться, но я вижу, как сильно ему хочется спать. Веки потяжелели, взгляд сонный, движения вялые. Сейчас его организм вовсю сражается с чужой магией и вызванными ею последствиями. Так что все разговоры лучше отложить на потом.

− Тебе нужно отдохнуть, − глажу мужскую ладонь. – А я, наверное, пойду осмотрюсь в доме.

− Потом… осмотришься. Останься со мной, − ласково обхватывает он моё запястье. – Я бы хотел держать тебя в своих объятиях.

Знал бы он, как мне этого хочется. А впрочем… почему нет? Мы почти женаты. И уже спали в одной кровати. И не только спали.

− Хорошо, − киваю, приняв решение. И, не вставая, принимаюсь расстёгивать длинный ряд пуговичек на своём платье. Специально выбирала без шнуровки, чтобы справиться самостоятельно.

Взгляд Азима вспыхивает откровенной жаждой. Он даже просыпается по такому поводу, жадно следя за каждым моим движением, лаская глазами каждый сантиметр обнажающейся кожи.

Поведя плечами, я освобождаю их из плена ткани, вытягиваю руки из рукавов, выше пояса прикрытая теперь только камисолью.

− Ты самое прекрасное, что я видел в своей жизни, − хрипло бормочет Азим, облизывая пересохшие губы.

− Ты тоже очень красивый, − улыбаюсь смущённо, поднимаясь, чтобы раздеться до конца. – Даже сейчас, несмотря на истощённость, бледность и синяки под глазами. Придётся тебя хорошенько откормить.

Платье с мягким шуршанием падает к моим ногам. Перешагнув ворох ткани, я поднимаю его и аккуратно кладу на ближайшее кресло. А потом присаживаюсь на него же, разуваюсь и скатываю с ног шелковые чулки. С кровати доносится приглушенный стон.

Закусив губу, я бросаю взгляд украдкой на Азима. Кажется, что он вот-вот сорвётся с кровати, чтобы добраться до меня.

Мои щёки горят так, что, наверное, можно обжечься. Несмотря на то, что между нами уже было, раздевать вот так перед ним, для меня это чрезвычайно волнительно… и возбуждающе.

Оставшись в одном лишь нижнем белье, я нерешительно поднимаюсь с кресла.

− Иди ко мне, любимая, − шепчет Азим, кое-как подвигаясь и гостеприимно приподнимая одеяло.

Ну же, Ники. Чего ты смущаешься? Это твой мужчина. Тот, кого ты сама добровольно выбрала.

Глубоко вздохнув, я решительно шагаю к кровати. И уже через минуту забираюсь к нему под одеяло и, умостившись на мускулистом плече, прижимаясь к обнажённому телу любимого. Вокруг меня смыкаются его объятия, а макушки касаются нежные губы.

Боги, как же хорошо. Наконец-то я на своём месте.

Закрыв глаза, позволяю себе расслабиться. Душу окутывает долгожданным умиротворением, и я сама себе теперь кажусь невесомой как пушинка. Тревога, столько дней пожирающая мою душу, наконец полностью отступает.

Он рядом. Мы вместе. Всё остальное неважно. Мы со всем справимся.

Дыхание Азима постепенно выравнивается, тело расслабляется, но руки по-прежнему держат меня крепко. Словно он боится, что я исчезну, наивный.

Улыбнувшись этой мысли, подвигаюсь к своему суженому ближе. Осторожно, стараясь не задеть рану на его боку, обнимаю за торс.

Уснуть мне вряд ли