Лишь врата захлопнулись, как повстречал Святогор в Нави своего отца‑батюшку. Встретил его Даждь‑Бог со всей своей отеческой радостью, открыв, однако, вести тревожные, мол, в пору ту ещё, когда Святогор только начал своё служение, вышел из Нави владыка всех Змиев да Аспидов Скимен‑Зверь. Внушил он нескольким каликам, пришедшим на поклон к Даждь‑Богу, что коль помогут они ему в Явь пройти в обход охранителя, будет он служить им верой и правдою и поможет вернуть людей в лоно истины древлей, которую забывать они стали, поклоняться решивши идолам. Поверили ему наивные калики и провели в обход поста Святогорова. Только оказалось под ногой Ским‑Зверь мать сыра земля, а не Нави хлябь, так в тот же миг пожрал он своих спасителей. Таился он годы столетия, сетями коварства своего землю опутывая, глаза каликам отводя, дабы не нашли они Святогору приемника. И добился‑таки желаемого – ушёл Святогор, оставив меч свой дожидаться приемника. Некому отныне одолеть порожденье мира иного… Опечалился Святогор, да поделать не мог ничего – не отпереть врат ему. Но сказал ему Даждь‑Бог:

– Не лей слёз да волос над челом не рви от досады и горести, есть надежда ещё, коль сущ Илья Муромец и те, кто подобно ему сердцем чистым одарен и душою доброю. Не зря люди есьм дети мои любимые, и я им, целый мир подарил во владение…

Отняла ладони свои от лица возлюбленного Горынинка, и упали они безвольно на грудь её бездыханную. В тот же миг забылось пронёсшееся пред взором его видение, и Илья, прижав к себе любимую, горько зарыдал. И тут все, поражённые произошедшим до глубины души, обнаружили, что находятся уже не в темнице, а в казарме дружинной. Потому не узнали они, что ворвались в подземелье оставшиеся в живых ратники Кудрёванко, дабы убить витязей, но никого не увидели за дверьми запертыми …

– Илья! Илья! – Позвал его Садко, но тот не отзывался. – ИЛЬЯ! – На секунду он поднял глаза свои. – Что открыла она тебе? – Но Илья словно и не слышал товарища. Тогда Садко схватил его за плечи и закричал ему в лицо: – Горынинка, не щадя жизни своей, отыскала тебя, дабы весть принести тебе эту! Но не для того, чтобы сидел здесь и слёзы лил! Придёт ещё время оплакать любимых нам. Скажи, что она поведала тебе?

Хватка Ильи ослабла, и витязи без слов нежно взяли из рук его девушку и, прикрыв ей глаза, положили на лавку. Бросив на Горынинку последний, полный скорби и любви, взгляд, Илья открыл соратникам увиденное им.

–… Теперь же выходит у Скимена меч Святогора, а, знать, по силам ему отворить врата в Навь, а то и стереть вовсе грань меж мирами нашими. – Закончил он, уже почти полностью взяв в руки себя.

– И получается, что единственное орудие, коим возможно извести этого гада, в его же руках. – Отметил Алёша. – Как же нам одолеть его?

– Так давайте отберём тогда у него меч‑кладенец… – Предложил Иван, тут же встретив неодобрение своей затеи от всех.

– Так и поступим мы. – Отрезал Илья.

– Но как? Ты же сам сказал, что ничем не ранить его! Как мы подберёмся к нему?

– Коль нет такого оружия, мы пойдём супротив него врукопашную…

22

– Ставр Годинович, – обратился к нему Илья Муромец. – Волен ныне домой ты отправиться. Никто не станет из нас держать тебя силою. Знай только, нет в живых обидчика твоего, князя Владимира, а, знать, и мстить тебе некому. А коль всё же решишь пойти войной на земли русские, ведомый местью своей неуёмной, подумай сперва, сколь ляховицкого люда погубишь ты вровень безвинным русичам? Какая вражда меж народами нашими, коль и вправду удастся исполнить задуманное Скимену.

– Слышал я слова тобой сказанные, Илья Муромец. Нет ныне обид никаких у меня, слово тебе даю я своё. Одно лишь желание у меня, вернуться в родную сторонушку, предупредить дабы соотечественников о беде грядущей. Коль поспею я, ворочусь сюда с помощью, коль же нет, то продолжу я твоё дело правое. – И со словами этого ускакал Ставр Годинович прочь.

– Не зря ль отпустили его? – Забеспокоился Никита. – Знаю я, как бывает оно, сейчас одно говорят, а время минёт, так другое скажут…

– Знать, такая судьба. – Сказал на это Илья. – След готовиться к бою нам…

Но тут подал голос тот, о ком позабыли все:

– Илья, разреши и мне выйти супротив поганого Скимена. – Промолвил Соловей.

– Почто нам нужен разбойник сей, да ещё и слепой к тому же? – Вольга сказал.

Но поминуя о силе ныне слепого разбойника, ответил Илья:

– Коли вправду желаешь того, Соловей, не мне запретить тебе. Но, знай, что пути назад не будет у нас. Боюсь, не вернуться живыми нам…

От слов этих задрожал Чурила вмиг, промелькнул страх и у Ивана в глазах. Не ушло это от взгляда Ильи.

– Одно хочу сказать я вам, други мои. Может помочь нам лишь вера в то, что дело наше правое. И если не победить вам страха в себе, то пусть это будет страх не за себя и шкуру свою, а страх, что не справитесь. Ибо не ради себя в бой идём смертный, и даже не ради земли русской! Ценой поражения ныне является весь род человеческий! – Видя, что его слова не помогли Чуриле, сказал ему Илья:

– А для тебя Чурила, друг мой, есть поручение. Когда пойдём мы на Скимена, должен будешь ты отвести народ мирской прочь от поля бранного. Возьми кого‑нибудь в подмогу себе. Иван, справитесь? – Оба отрока кивнули. – Ибо не сподручно нам биться будет, коль на мирян мы смерть навлечём.

Богатыри, было, ринулись к кольчугам и доспехам своим, но остановил их Илья:

– Не спасёт вас от смерти чешуя да латы, друзья. Только воля и вера спасеньем останутся. – И со словами этими скинул с себя Илья даже рубаху, оставшись по пояс голым. – Оставьте сомнения, братья. Пора…

23

Народ киевский с самого утра собрался на площади. Всюду споры шли, кто слал на дружинников проклятия за вероломство их, а кто, напротив, заступался и хулил бояр и попов продажных за то. Но смолкли все речи, когда на помост взошёл патриарх Левонтий в сопровождении сына Дюка Степанова и Дуная Ивановича. Гришка то и дело оглядывался, глазами отца своего выискивая. Митрополит же вопреки ожиданиям ни словом не обмолвился о преступлении витязей, как, впрочем, и о них самих. А призвал, евангелием помахивая, народ покаяться