Еще одна мемуаристка, X. Кон, цитирует открытки, которые Магда ей писала:

Все кошки страшно меня полюбили и хотят спать со мной, а три кошки вместе – настоящая печка. Если я встаю, они идут следом; если мне удается юркнуть обратно в постель в надежде, что я от них избавилась, они немедленно возвращаются. Нельзя держать кошек в жаркой стране. Сейчас все кошки сидят на столе передо мной – трудно писать.

И еще:

Жара страшная, и я чувствую себя «сдувшейся» и лишенной вдохновения. Хотела бы съездить в Матеран месяца на два и рисовать там спокойно. Но это невозможно.

И еще:

Прошло уже три недели, как я отправила эскизы… даже подтверждения не получила. И вот так всегда. Остается только верить в чудеса, и они обычно происходят.

И еще:

Мы все еще живы каким-то чудом. При нормальном положении вещей мы бы должны были давным-давно умереть. Я совсем не переношу жару. Мне очень нужен отдых в прохладном климате, но в этом мне отказано[497].

Жалобы на жару появились незадолго до того, как Магда перенесла инсульт, который ее и убил. Ее здоровье было подорвано с юности, а индийский климат был для нее далеко не идеален. Несмотря на неблагоприятный климат и постоянную нехватку денег, она не только осталась «жива каким-то чудом», но и прожила жизнь достойно. Это отмечают и современники в своих воспоминаниях. Гертруда Мюррей Корреа пишет:

Даже в самые смелые и самые яркие моменты жизни большинство из нас способны разве что прикрыть завесой притворства безобразие и жестокость современного мира. Магда Нахман не только осознала это, но и, не дрогнув, доказала нам, что вокруг по-прежнему есть благородство, мужество, выносливость и любовь, которые способны радовать и приободрять души тех, кто помнит, что все мы люди[498].

На следующий день после открытия ее выставки «безутешные муж и друзья стояли на кладбище и смотрели, как ее опускают в могилу» (Ирен Порилл)[499]. Мне не удалось найти могилу Магды. В ее время в городе было только одно христианское кладбище: половина для католиков и половина для всех остальных христиан. В кладбищенском реестре имени Магды нет. Это не означает, что она там не захоронена – в Индии не очень любят вести точные записи. С другой стороны, ее лютеранское крещение, с которого прошел 61 год, скорее всего, мало что для нее значило, а в Индии ей стали близки различные восточные верования и индийская философия. Какой была ее вера ко времени смерти? О каком кладбище упоминается в некрологе?

Первой задачей, вставшей перед Ачарией после смерти Магды, было сохранить ее работы и сделать их более известными. В письме к Шивараму Каранту он писал, что желает сохранить их квартиру как мемориальную галерею Магды[500]. Он просил друга, лондонского анархиста Альберта Мельцера, найти галерею для выставки картин, оставшихся после жены. По желанию Магды он пытался написать автобиографию. Он сообщал Хэму Дею, видному бельгийскому анархисту:

Последние три года я болел и не писал друзьям за границей. Недавно моя жена и кормилица умерла, и я чувствую себя ребенком, о котором некому заботиться. Мне 65 лет[501].

К сожалению, годы Ачарии были тоже сочтены. Он умер 20 марта 1954 года, не успев организовать выставку Магды в Лондоне.

Эпилог

В конце мая 2016 года я прилетела в Петербург на открытие выставки «Круг Петрова-Водкина» в Русском музее, где были собраны работы учеников Кузьмы Петрова-Водкина, который в 1910-м, после отъезда Бакста в Париж, принял руководство художественной школой Званцевой. На выставке были представлены картины из запасников Русского музея, которые редко, если вообще когда-либо экспонировались, работы из других музеев и частных коллекций[502]. Выставка открывалась картинами Надежды Лермонтовой, Юлии Оболенской и Веры Жуковой – учениц Бакста. Была там и картина Магды. Далее шли работы более молодых художников, которые поступили в школу после отъезда Бакста и учились только у Петрова-Водкина, в том числе Раисы Котович-Борисяк – близкого друга Юлии и Магды. Впервые я видела оригиналы картин художников, которых узнала за последние шесть лет.

Картина Магды «Крестьянка», которая сильно отличается от ее индийских произведений, поразила меня (рис. 23 цв. вкл.). В настоящее время она хранится в Государственном музее изобразительных искусств Республики Татарстан в Казани. История ее такова. В 1916 году картина была куплена коллекционером Мясниковым, затем попала в хранилище Государственного музейного фонда в Москве, а в 1920-м, в числе других работ художников «новейших течений», экспонировалась на Второй государственной выставке искусства и науки в Казани и была воспроизведена в каталоге. После выставки картина была передана в Казанский музей вместе с другими работами, присланными Отделом изобразительных искусств Наркомпроса (ИЗО) с целью ознакомления народных масс с современным искусством. Но в 1946 году ее, в числе нескольких других работ, списали из фонда музея за формализм и как «не имеющую художественной ценности». Научный сотрудник музея Сагадат Шайхетдиновна Ишмуратова спрятала несколько опальных произведений, в том числе и работу Магды, в укромном уголке фондохранилища. Долгое время она хранила тайну, пока не передала картину молодому коллеге Анатолию Новицкому, которому удалось вынести ее из музея, откуда его уволили в 1968-м за «пристрастие к авангардному искусству». В 1992-м Новицкий вернул «Крестьянку» в музей. Теперь она снова выставлена там[503].

В этой картине Магды в подходе к цвету, композиции и перспективе чувствуется очевидное влияние Петрова-Водкина. Более ранние работы Магды – крымские пейзажи и портрет Цветаевой – написаны совсем в другой манере. Сама Магда считала себя все-таки ученицей Бакста, а не Петрова-Водкина.

К сожалению, «Крестьянка» прибыла в Русский музей, когда каталог выставки был уже отпечатан. Конечно, для меня она была главным экспонатом. Магда Нахман возвратилась в мир, из которого исчезла в 1922 году – девяносто четыре года тому назад. И в процессе возвращения Магда сотворила чудо: разрозненные члены ее семьи нашли друг друга. Благодаря моему сайту[504], посвященному ей, и другим публикациям в интернете со мной связалась не только швейцарско-британская ветвь семьи, потомки сестры Магды – Адель, но и правнучка ее другой сестры, Элеоноры, Наталия Александровна Микаберидзе, которая живет в Москве. По электронной почте я познакомила британских и русских родственников, которые не знали о существовании друг друга. А через некоторое время Наталия Александровна нашла потомков еще