классу, снял пиджак. Под ним оказалась черная рубашка. Он снова повернулся лицом. Его белая маска сменилась черной. Когда Такэси вышел из-за кафедры, брюки на нем тоже были черные.

– А сейчас – второе отделение шоу! – громко объявил он пораженной публике. – Пришло время раскрыть истину. Здесь и сейчас я покажу вам, кто убил брата.

Под действием этого голоса Касиваги попятился назад.

– Никак он не успокоится…

– Само собой. Дело об убийстве. О каком спокойствии может идти речь? Если это понятно, садитесь по местам.

Это произвело впечатление даже на Касиваги, и он снова сел на свой стул.

– Раз такое дело, давайте еще немного пообщаемся… Только что это за манера – объявлять нас преступниками безо всяких доказательств?

– Я никого преступником не объявляю. Говорю только, что есть такая вероятность. Понятно, что версия, которую я изложил, не обошлась без сюрпризов. В «Доме Л.В.М.» вертелись сотни миллионов иен. И нет ничего удивительного, что могли быть какие-то нарушения.

– А я говорю, что ничего такого не было. Сколько раз нужно это повторить, чтобы вы поняли?

– Тогда почему Макихара отводил глаза? – Такэси указал на Макихару пальцем. – Почему не смотрел на портрет покойного во время поминальной ночи?

– Вы о чем говорите? – Тот заморгал.

Такэси повернулся к монитору, стоявшему около кафедры, и щелкнул пальцами. На мониторе сейчас же появилось изображение. Маё не ожидала это увидеть. На экране был похоронный зал, священник читал молитвы. Поодаль стоял гроб.

Вскоре на экране появился человек, при виде которого Маё еще больше удивилась. Это был Касиваги в траурном костюме. Остановившись перед гробом, он заглянул в него и, глядя прямо в экран, зажег благовония.

– Эй, что это? – вскрикнул Касиваги.

– Помните, там стоял портрет брата? В глаз была вмонтирована камера. То есть на изображении – вы, снятые со стороны портрета.

Такэси говорил об этом как о чем-то вполне естественном, но даже Маё услышала такое впервые. Размышляя, когда же он успел вмонтировать в портрет камеру, она вспомнила, что Такэси оставался в зале один, когда она вышла обсудить что-то с Ноги в зале ожидания. Он наверняка этим воспользовался.

Потом Маё сообразила, что это та самая камера, которая была вмонтирована в картину, висевшую в комнате Такэси у них дома. Когда они забирали из дома вещи Эйити, Такэси поднимался на второй этаж. Наверное, для того, чтобы взять камеру…

– Странно, первый раз о таком слышу. Это же тайная съемка, – резко запротестовал Касиваги.

– Первый раз? Тайная съемка? Ничего подобного! Всем участникам поминальной ночи и похорон заранее сообщили, что там будет вестись съемка.

Это заявление Такэси заставило Касиваги замолчать. Он не согласился, но и возразить было нечего.

– Целью было не просто оставить запись на память, но и найти преступника. Перед тем как зажечь благовония, гости видели покойного, лежащего в гробу. Это было сделано для того, чтобы ослабить бдительность преступника, – сказал Такэси, обводя взглядом всех присутствующих. – Если он находился среди гостей, то должен был при этом испытывать напряжение. Он понимал, что отвести глаза от гроба нельзя, что это будет выглядеть подозрительным. Поэтому после того, как он увидел покойного в гробу, можно было расслабиться. Тем более что покойный лежал с закрытыми глазами. Затем преступник подходил к столу с благовониями. И тут он видел перед собой портрет покойного с открытыми глазами. Это не могло не оказать на него психологическое воздействие. И ему хотелось отвести глаза от направленного прямо на него взгляда.

Маё не могла не оценить умение Такэси учитывать мельчайшие детали. Прощание с покойным, лежащим в гробу, было ложным ходом.

На мониторе появилось крупное изображение Касиваги. Он сложил ладони, посмотрел прямо в камеру, то есть на портрет, поклонился и отошел в сторону.

– Вот настоящий наследник хозяина первоклассной фирмы. Смотрит прямо на портрет Эйити Камио, ни малейшего колебания на лице…

От похвалы Такэси лицо Касиваги немного подобрело.

– Так это само собой. Я многим обязан Камио-сэнсэю. И я зажигал благовония с искренним сожалением, что он не прожил еще много лет. – Он опять стал говорить вежливо.

Такэси снова щелкнул пальцами. Следующим на мониторе появился Нумакава. Он проделал все то же, что и Касиваги перед ним. Взгляд, обращенный к портрету, был не таким пристальным, но глаз он не отводил.

Потом настала очередь Макихары. Посмотрев в гроб, он медленно подошел к столу для благовоний. Зажег благовония и сложил руки на груди с закрытыми глазами.

Такэси увеличил изображение. В этот момент Макихара открыл глаза. Но его взгляд был направлен немного вниз, он явно избегал смотреть прямо. Потом вышел из кадра.

Такэси щелкнул пальцами, и изображение остановилось.

– Можно спросить, почему ты не смотрел прямо на портрет?

– Да я не помню этого; мне кажется, что смотрел прямо…

– Но на видеозаписи это выглядит так, как мы видели. Неопровержимая улика. Отвечай. Почему не смотрел прямо на портрет моего брата? Не потому ли, что на душе у тебя было что-то темное?

Макихара с полуоткрытым ртом помотал головой:

– Ничего такого. Можете мне поверить.

– Ведь это брат познакомил с тобой господина Мориваки? Поэтому Ацуми Мориваки советовалась с братом по поводу пропажи вклада ее отца. Брат, чувствуя свою ответственность, связался с тобой. Понимая, что подделать запись о перемещении денег не получится, и зная, что тот уедет вечером в субботу шестого марта, ты проник в его дом, подождал, пока он вернется, и убил. Поэтому на поминальной ночи и не мог прямо смотреть на портрет. Разве не так?

– Нет. Зачем мне было это делать? Я весь тот вечер провел дома. Это правда.

– Тогда куда делся вклад господина Мориваки? Ответь прямо сейчас.

– Это… – Макихара в растерянности посмотрел на Касиваки.

Тот глубоко вздохнул.

– Сил с тобой нет, Макихара. Почему ты, как нарочно, так подозрительно вел себя на поминальной ночи?

– Но это правда, я не помню.

– Ладно, хватит. Раз подозрения зашли так далеко, придется все рассказать. Надеюсь, господин Мориваки нас простит.

– Господин Мориваки? Что это значит?

Касиваги снова вздохнул:

– Макихара, рассказывай.

Макихара, собираясь с силами, опустил взгляд и перевел дыхание.

– Камио-сэнсэй познакомил меня с господином Мориваки два года назад. Тот хотел собрать в одном месте свои вклады, разбросанные по разным местам. Я помог ему открыть счет. Вскоре на него стали поступать деньги, и я удивился, когда их сумма заметно превысила сто миллионов иен. В такой ситуации сотрудник банка обычно предлагает подумать об инвестициях. Но господин Мориваки сказал неожиданную вещь. Он хотел пожертвовать эти деньги благотворительной организации. Ничего конкретно не