В сентябре Алеша пригласил меня в Сергиев Посад (кажется, он уже назывался Загорском) на крестины ― у его брата Кости родился сын. Согласилась, поехала ― хотелось посмотреть этот древний городок, да и с семьей Алексея было любопытно познакомиться.

Поначалу я думала, что речь идет о регистрации новорожденного в ЗАГСе, однако «крестины» оказались самыми настоящими. Узнав, что обряд будет совершаться в знаменитом Успенском соборе Троице-Сергиевской лавры, отправилась за компанию и я. Алексей и его сестра Катя, красивая, высокая девушка, играли роли «крестных». Богослужение закончилось, но народ не расходился: оказалось, что все они ― дети, подростки, люди моего возраста и постарше ― тоже собрались креститься. Священнослужители вынесли на середину церкви большую купель с водой, после чего вокруг нее «хороводом» выстроились и большие, и малые. Катя держала на руках своего крохотного племянника, одетого, несмотря на осень, в одну рубашечку, но тот, что удивительно, не плакал, а Алеша стоял рядом. Священник прочитал молитвы ― их нестройным хором вслед за ним повторяли участники «таинства» ― и с помощью волосяной метелочки принялся кропить водой из купели. Люди вставали на колени, молились, вновь поднимались, и он снова кропил их водой, а дьячок размахивал кадилом с ладаном. Несколько капель воды попало и на личико ребенка, которого держала сестра Алексея на руках. После этой процедуры, поразившей меня тем, как много людей торопились «исправить прежние ошибки и вернуться к богу», побрела к ним домой.

На столе нас ждали бутылки с водкой и тарелки с обильной снедью. Вначале все шло нормально, и вдруг между Алешей и его братом Костей возникла ссора, перешедшая в тяжелую драку. Мы все ― и женщины, и отец (матери у них уже не было) ― старались их разнять, но безуспешно. Вдруг Катя вывела меня за дверь на крыльцо и зло сказала:

― Да уйдите же вы! Ведь все из-за вас началось! Алексей приревновал вас к Косте!

― Мне кажется, я не давала повода, ― возмутилась я.

― Ну и что? Уходите!

И я ушла, оскорбленная и возмущенная.

Решила ехать в Москву одна. Однако Алексей, тяжело дыша, вскоре догнал меня:

― Почему ты ушла?

― То есть как это почему? Ты будешь драться, как последний босяк, с родным братом, а я буду смотреть?

― Будет знать, как пялить глаза на женщину, за которой я ухаживаю!

— Так это в самом деле из-за меня? Ты, наверное, с ума сошел от водки! Какое у тебя право ревновать?

Он, немного протрезвев, попытался объясниться, но я ушла от него на другой конец вагона, и он, наконец, отстал.

После этого я старалась избегать его, но как-то ему удалось «подловить» меня. Он так горячо извинялся, что я махнула рукой на «происшествие», отнеся его к случайности, вызванной неожиданной пьянкой.

Жена Алеши давно эвакуировалась в Ташкент, Соня тоже уехала куда-то в сторону Урала, и он зачастил ко мне «на чаек». Иногда пытался меня обнять, но я угрожала лишить дружбы, и он смирялся.

Вечером 13 октября ко мне на Станиславского ворвался Марк Ефетов. Удивилась его появлению ― все считали, что он в эвакуации. Он объяснил, что так оно и есть и что он приехал за мной: положение с городом критическое, и потому необходимо срочно покинуть Москву. Я категорически отказалась:

― Когда опасность будет так велика, уедет правительство, а значит, и ВЦСПС. А я поеду только с организацией ― мне нельзя без работы. Кто, кроме меня, будет содержать моих детей?

― Я добирался сюда с таким трудом, ― кричал Марк, ― нередко по крышам вагонов, чтобы увезти вас, а вы опять отказываетесь?

— Неужели только из-за меня вы приехали? ― удивилась я, подчеркивая свое неверие в его «рыцарство».

Он обиделся страшно:

― Как вы можете мне не верить? У меня здесь нет никаких дел! Мы поедем с вами сразу в Молотов. Там у меня друзья, они устроят вас на работу, наконец, мы можем вместе написать книжку, будут гонорары!

Я сидела на столе, болтала ногами, кокетничала и несла всякую чепуху. Марк бегал по моей узкой, заставленной вещами комнате и, ероша свои волосы, продолжал упрашивать.

― Нет, нет, не верю, что у вас нет другого дела, из-за которого вы очутились в Москве, ― твердила я.

― Неужели я приехал, чтобы сменить старый костюм на новый? ― чуть не плача восклицал он.

В этот момент открылась дверь, и вошел Алексей Мусатов. Он спокойно, не торопясь, снял плащ и повесил его на вешалку. Потом подошел ко мне, пожал руку и с недоумением уставился на Марка. Я стала их знакомить.

― Алексей, ― представился Мусатов.

Марк довольно невнятно буркнул свое имя и тут же собрался уходить, но остановился, услышав:

― Завтра на восток уходит последний писательский эшелон, нас для этого собирали в Союзе. Что скажешь ― ехать мне или не ехать?

― Конечно, ехать, раз предлагают, ― не раздумывая, ответила я.

― А как же ты?

― А я ― как мое издательство, где работаю и, между прочим, являюсь секретарем партийной организации. Жаль, что ты не присутствовал при моей беседе с Марком. Я ему сказала то же самое.

Марк повернулся к двери и кивнул мне в знак прощания. Я выбежала за ним и уже в коридоре поблагодарила за участие в моей судьбе.

― Ну, почему вы тогда не поехали со мной, ведь немцы вот-вот ворвутся в Москву! ― вновь вернулся он к разговору.

― Не разводите панику, ― с гневом ответила я. ― Неужели вы полагаете, что Москву отдадут? Да никогда! Мы все будем сражаться за нее, за каждую улицу, за каждый дом...

― Вот-вот, вы мать двоих детей, у которых нет отца, вы первая броситесь в бой! Знаю я вас, за то и люблю, но вижу, что опоздал... ― Зло рванул дверь и, уже открыв ее, добавил:

― А как по-свойски ведет себя у вас этот человек! ― и выскочил.

Марк правильно подметил эту черту: уж такая у Алеши была черта ― присваивать любое пространство и располагаться в нем с наибольшим удобством.

Когда вернулась в комнату, Алексей недовольно спросил:

― Кто это?

― Писатель, слегка влюбленный, а потому тревожится о моей судьбе, ― засмеялась я и рассказала о неудачной попытке Марка увезти меня с первым писательским эшелоном, когда все получилось, по выражению Марка, как в «Парижанке» Чаплина.

― Ты правильно сделала, что не поехала с ним, ― категорическим тоном заявил Алексей. ― Поедешь со мной в Ташкент, я внес тебя в список.

― Нет, с тобой я поступлю так же, как с Марком.