Через тридцать минут Бейли и Мэтт остались одни во всем доме. Он заварил ей чашку крепкого чаю и усадил на диван.

— Ну, рассказывай, — велел он.

Бейли не понадобилось много времени, чтобы изложить все известные ей подробности. О смерти миллиардера, который не оставил своей вдове-толстушке ни гроша, Мэтт знал и раньше, записку уже читал. Бейли осталось лишь добавить, что за все время, проведенное в Кэлберне, она сумела выяснить, что скорее всего Джимми был сыном Фрэнка Маккалума.

— Тогда кто же такие, черт возьми, Атланта и Рей? — спросил Мэтт.

Бейли удивленно раскрыла глаза.

— Мне-то откуда знать? Этот город — мировая столица сплетен, но и в нем есть свои тайны. Если Джимми — один из детей Фрэнка, значит, он был отцом и Атланты с Реем. — Она вдруг закрыла лицо ладонями. — Как быстро все случилось! Когда я увидела их на твоем снимке, я…

Мэтт отвел ее руки от лица.

— На моем снимке? На каком?

— У тебя в коробке из-под обуви хранится снимок Атланты и Рея.

— Это те два уродливых подростка? — Мэтт прищурился. — Ты же не моргнув глазом соврала, что понятия не имеешь, кто они такие.

— Я… — начала Бейли, но он прервал ее взмахом руки.

— Сейчас принесу коробку. — Он вышел из комнаты и вскоре вернулся с коробкой, из которой достал снимок. — Раньше я на него почти не обращал внимания, хотя думал, что его следовало бы выбросить, но почему-то так и не собрался. — Он поставил коробку на журнальный столик. — Рассказывай слово в слово, что ты услышала от Филиппа, когда он звонил в последний раз.

Бейли призналась, что была поглощена своей компанией, слушала Филиппа невнимательно, поэтому детали вылетели у нее из головы. А то, что ей запомнилось, пришлось подробно объяснять, чтобы Мэтт все понял.

Спустя некоторое время он сходил за новой чашкой чаю для Бейли и, вернувшись, сказал:

— А может, Мэнвилл и вправду уговорил твою маму подписать разрешение на брак, только тебе не сказал.

— Вот и Филипп так считал, но это же бессмыслица! Я с самого начала уверяла Джимми, что в следующем году мне исполнится девятнадцать. У него не было причин думать, что для заключения нашего брака понадобится получать разрешение у мамы. Я говорила ему…

Внезапно глаза Бейли широко раскрылись.

— Боже мой!..

— Что такое?

— Не может… не может быть!

— Ну?..

— Я впервые увидела Джимми, когда он вручат мне награду. Я была… — Ошеломленная, Бейли не сразу смогла выговорить: — Я была в группе участников младше восемнадцати лет!

Мэтт откинулся на спинку дивана.

— А теперь рассказывай, что случилось в день вашего знакомства. Все, до последней мелочи.

— И все-таки я хотел бы знать, кто и какого черта решил, что я обязан это делать, — процедил сквозь зубы Джеймс Мэнвилл, глядя на коротышку с бейджиком на груди. Джимми был рослым и крупным, затянутым в черную кожу гоночного комбинезона. Шевелюра, похожая на львиную гриву, и густые усы придавали ему внушительности.

— Таковы… условия вашего контракта, сэр, — объяснил коротышка. — Машину на время ярмарки предоставили вам в обмен на…

— Ладно, — перебил Джимми. — И что я должен судить? Конкурс икебаны? — Он посмотрел поверх головы коротышки на двух своих ассистентов, и те фыркнули, обрадованные шуткой босса.

Но коротышка не понял, что Джимми шутит.

— Нет-нет… — заспешил он, сверяясь с записями. — Домашние консервы! Джемы, желе… — Он перевел взгляд на Джимми. — Прошу меня простить, сэр. Предлагать такое персоне вашего уровня немыслимо, и я, конечно, позабочусь о том, чтобы виновный был уволен. Он…

— Где?

— Кто именно?

— Да не «кто», а «что»! — потерял терпение Джимми. — Где эта ваша выставка консервов?

— Сюда, сэр, — показал коротышка, стараясь не отставать от Джимми и его свиты.

— А он на тебя запал, Лиллиан! — заметила Сью Эллен.

— Ничего подобного, — возразила Лиллиан Бейли, вцепившись в только что завоеванные четыре голубые ленточки. — Это он из вежливости.

— Ты серьезно? И часто ты видела, чтобы судьи целовали победителей в обе щеки?

— А почему бы и… — начала Лиллиан, но не договорила: целуя ее в четвертый раз, Джеймс Мэнвилл шепнул: «Жду тебя у чертова колеса в три», и Лиллиан еле заметно кивнула. — Мне пора, — сказала она и побежала к главной сцене, где рассчитывала найти мать с сестрой. Сегодня сразу после первых гонок Долорес должна была петь. «А в гонках будет участвовать он», — подумала Лиллиан, и ее охватил трепет волнения.

Ее матери и сестре отвели импровизированную гримерную за сценой: три стены заменяли полотнища парусины, четвертая отсутствовала. За столом из листа фанеры, положенном поперек козел, сидела Долорес, гримируясь перед зеркалом. Она уже облачилась в свой тесный ковбойский наряд, сплошь украшенный кожаной бахромой.

— Пришла? — спросила Фрида Бейли, увидев младшую дочь. — Не стой столбом, займись делом. Хоть помоги сестре причесаться, что ли.

Лиллиан взялась за щетку и начала расчесывать волосы Долорес.

— А полегче нельзя? — возмутилась Долорес. — Если ты будешь так дергать, я вся перемажусь тушью!

— Извини, — пробормотала Лиллиан и продолжала водить расческой затаив дыхание. Как же сказать матери и сестре, что ее пригласил на свидание сам Джеймс Мэнвилл? А вдруг они от радости бросятся ей на шею и завизжат, как было, когда Долорес выиграла конкурс певцов? — Я победила, — сообщила Лиллиан.

Фрида рылась в большом чемодане, с которым они приезжали на конкурсы.

— Твой «кольт» куда-то запропастился, — сказала она.

— Да там он, где же еще, — отозвалась Долорес, — поищи как следует.

— Я победила, — повторила Лиллиан чуть громче и нечаянно дернула сестру за волосы.

Долорес взвизгнула от боли.

— Ну что же ты, Лиллиан! — воскликнула Фрида. — Да, замечательно, что тебе дали еще одну ленточку, ну и что такого? Твои джемы всегда хвалят. Могла бы и помочь нам хоть чем-нибудь. Через десять минут твоей сестре выходить на сцену, а в зале, говорят, будет сам Джеймс Мэнвилл. Он богат и не женат!

Фрида и ее старшая дочь переглянулись и понимающе засмеялись.

Внезапно Лиллиан поняла, что больше не выдержит ни минуты.

— Ох, совсем забыла! — воскликнула она. — Мне надо… — Даже ради спасения своей жизни она не сумела бы придумать убедительный предлог, чтобы сбежать. И потому просто выскочила из гримерной, не остановившись, даже когда мать окликнула ее. До встречи оставалось несколько часов, и ей хотелось провести это время в одиночестве, насладиться предвкушением.