На мой взгляд, все двигалось не слишком быстро, однако в апреле 2012 года Агентство международного развития США уже объявило о разработке целенаправленного стратегического плана для Пакистана, который был направлен на сокращение числа программ (со ста сорока в 2009 году до тридцати пяти к сентябрю 2012 года) и уделял при этом особое внимание энергетике, экономическому росту и стабилизации экономики, здравоохранению и образованию. Это был, по крайней мере, шаг в правильном направлении.

На протяжении моего визита в октябре 2009 года пакистанцы постоянно обращали внимание на те людские и финансовые потери, которые они несли в борьбе с терроризмом, при этом многие из них расценивали эту борьбу как войну, которая была несправедливо навязана им Соединенными Штатами. Был ли смысл в жертвах — в тридцати тысяч их граждан и военнослужащих? Разве не могли они просто заключить с экстремистами сепаратное соглашение и жить в мире? «У вас лишь один раз случилось 11 сентября 2001 года, а у нас в Пакистане каждый день — это 11 сентября 2001 года», — сказала мне одна женщина в Лахоре. Мне стали понятны их чувства, и везде, где я была, я воздавала должное жертвам, которые были принесены пакистанским народом. Я также пыталась объяснить, почему эта борьба так же важна для будущего Пакистана, как и для нашего собственного будущего, особенно теперь, когда экстремисты расширяли свою деятельность за пределами приграничной зоны.

— Я не знаю ни одной страны, которая могла бы стоять в стороне и спокойно наблюдать за тем, как террористы запугивают людей и захватывают значительную часть ее территории, — сказала я в беседе со студентами.

Я попросила их представить, как бы отреагировали Соединенные Штаты, если бы террористы пересекли границу со стороны Канады и установили контроль над штатом Монтана. Смирились ли мы с этим, приняв во внимание, что Монтана — это отдаленная и малонаселенная территория? Конечно же нет. Мы бы никогда не допустили такого развития событий на любой части нашей страны, и такую же позицию должен занимать и Пакистан.

Мне также задавали много вопросов о беспилотниках. Их использование быстро стало одним из наиболее эффективных и противоречивых элементов стратегии администрации Обамы в отношении «Аль-каиды» и аналогичных террористических структур, укрывавшихся в труднодоступных районах. Президент Обама в последующем рассекретил многие детали этой программы и объяснил свою политику в данном вопросе, однако в 2009 году при возникновении этой темы я могла отвечать лишь одной фразой: «Без комментариев». Тем не менее было широко известно, что десятки террористов из числа руководителей были ликвидированы в результате применения беспилотных летательных аппаратов, а позже нам стало известно, что бен Ладен лично проявлял обеспокоенность из-за тяжелых потерь, которые несли террористы в этой связи.

Мы активно обсуждали в администрации правовые, этические и стратегические последствия нанесения ударов беспилотниками и настойчиво работали над тем, чтобы установить четкие правила их применения, порядок контроля за соблюдением этих правил и принципы подотчетности их использования. Когда конгресс США после событий 11 сентября 2001 года санкционировал применение военной силы против «Аль-каиды», им была предусмотрена национальная законодательная база для контртеррористических операций. Кроме того, мы руководствовались международно-правовыми нормами в рамках законов о ведении войны и принципов самообороны. Администрация ввела практику информировать соответствующие комитеты конгресса обо всех ударах, которые наносились беспилотными летательными аппаратами за пределами Ирака и Афганистана. При этом приоритетным вариантом оставался тот, который предусматривал задержание, допрос и судебное преследование террористов в тех случаях, когда это было возможно. Однако, когда не было возможности захватить отдельных террористов из числа тех, которые представляли реальную угрозу для американских граждан, применение беспилотных летательных аппаратов представляло собой важную альтернативу.

Я согласилась с президентом, когда он сказал, что «эта новая технология вызывает существенные вопросы: о целях для нанесения ударов, мотивах этих ударов, о возможных жертвах среди гражданского населения, риске появления новых противников США в результате нанесения таких ударов, об их соответствии законодательству США и международному праву, об их подотчетности, а также о нравственной стороне этого вопроса в целом». Я затратила много времени и сил, обсуждая весь комплекс этих вопросов с Гарольдом Кохом, юрисконсультом Госдепартамента, бывшим деканом юридического факультета Йельского университета и известным экспертом по международному праву. Гарольд утверждал, что (как и в случае с любым другим оружием нового типа) мы должны определиться со степенью информированности общественности о процессах и стандартах, регулирующих использование беспилотников, с соответствием их применения национальному и международному праву и с необходимостью их использования в интересах национальной безопасности США. Нашей сильной стороной является то, что Америка — это правовая страна, и Верховный суд четко определил, что борьба с терроризмом не может происходить в «черной дыре неправового поля».

Каждое конкретное решение о нанесении удара с использованием беспилотного летательного аппарата подвергалось строгой проверке с правовой и политической точки зрения. Были случаи, когда я поддерживала решение о каком-либо ударе, потому что полагала, что это было важно для национальной безопасности Соединенных Штатов и отвечало критериям, которые определил президент. Однако в ряде случаев я возражала. Мы много спорили с моим хорошим другом Леоном Панеттой, директором Центрального разведывательного управления, по поводу одного из предлагаемых ударов. Однако в любом случае я считала, что было важно, чтобы эти удары являлись частью более крупной антитеррористической стратегии «умной силы», которая включала дипломатические шаги, применение законодательства, использование санкций и другие инструменты.

Администрация делала все возможное, чтобы добиться практически полной уверенности в том, что в результате применения беспилотников не погибнут и не пострадают гражданские лица. Несмотря на эти усилия, информация о жертвах среди гражданского населения (зачастую, однако, не во всех случаях не соответствовавшая действительности) провоцировала гнев в отношении США и усиление антиамериканских настроений. В связи с тем что данная программа осталась закрытой, я не могла ни подтвердить, ни опровергнуть достоверность этой информации. Я также не могла свободно выразить соболезнование со стороны США в связи с какой-либо невинной жертвой, или разъяснить, что наши действия были менее всего направлены на то, чтобы причинить вред гражданским лицам (особенно по сравнению с традиционным вооружением, например ракетами или авиационными бомбами), или же растолковать, что в противном случае террористы остались бы не наказаны.

Мне также весьма часто задавали в Пакистане вопрос о том, как после такой длительной поддержки Мушаррафа можно было вести речь о серьезности намерений США содействовать развитию страны и демократических процессов в ней. Один тележурналист назвал наше поведение «выкатыванием красной ковровой дорожки перед диктатором». Мы с ним совершили небольшой экскурс в историю и поговорили о Джордже Буше, Мушаррафе и о том, кто и за что нес ответственность. В конце концов я сказала: